Выслушав ответ и последующий вопрос Ольденбурского Александр кивнул:
— Нет, это всё. Благодарю вас, Георгий Петрович. Вы… внесли ясность. Можете идти.
Неожиданно, брошенное как бы случайно, "внесли ясность" откликнулось в глубинах души как правда. Даже несмотря на всю реакцию и мысли ранее. Ясность тут была в том что не всё так понятно, просто и однозначно как говорил Балашов.
К тому же, принцу Ольденбургскому можно доверять. Во-первых, супруг его любой сестры. Во-вторых, та же Бизям Бизямовна даже не жаловалась на него, даже тайком. В-третьих, при дворе не было слухов о том что у него были femme spéciale, да даже одна. Не стоит брать во внимание слухи о какой-то из дебютанток, с которой разок потанцевал и сладко поговорил герцог. Уж кто-то, а он понимает… Ну и последнее, Георгий Петрович хорошо показал себя и во время встречи в Аничковом дворце, и тайной поездки в Михайловский замок, и наводнения. К слову, о нём!
— Георгий Петрович! - окликнул того уже в дверях. — Останьтесь! Раз уж вы тут… Давайте-ка поговорим о наводнении в Петербурге. То есть, защите от подъёмов воды. Проекты? Идеи? Что-нибудь?
Встреча, касаемая затоплений Петербурга была позже, не в этот день. Но с самого утра все планы полетели в тар-тарары после визита Балашова с рутинным, как казалось, отчётом. Что же, раз другими делами он не сможет заняться всё равно, ибо общество реформаторов и Сперанский не шли из головы. Так хотя бы не маяться в четырёх стенах до приезда "виновника торжества", а заняться чем-то полезным.
***
Итак, Сперанский прибыл уже вечером, когда стемнело. К тому времени император успел пообедать, чай попить и обсудить довольно много относительно защитных мер от наводнений. Один из проектов, а именно, превращение Невской губы в искусственное озеро, которое бы отделялось от Финского залива плотиной с отверстиями для прохода судов он даже одобрил. Над вторым, созданием защитных сооружений в устье Невы, обещал подумать.
Страшно даже сказать, но Александр Павлович приободрился и ненадолго позабыл утреннюю дилемму. А то, немного-немало, было делом определяющим судьбу нации. Да, не сейчас, не сразу, а в далёком будущем. Но всё же.
Вспомнил он о том когда в кабинете стали зажигать свет и прислуга пришла забрать поднос с кружками из-под чая. Подойдя к окну, он смотрел как в сумерках зажигаются свечи. Потом, отклонившись на спинку кресла, сидел обхватив голову руками. Время от времени повторял полушёпотом:
— Я не могу. Я не могу. Я должен взвесить все варианты... Подумать о последствиях...
Садился с пером и чернилами, пытался записать всё что сегодня услышал о Сперанском. Но глянув на клочок бумаги сам же ничего не понял в своих записях - настолько было хаотично написано и зачёркнуто-перечёркнуто.
Поняв что застрял между Сциллой и Харибдой долго ходил, по кабинету и смотрел в пустоту. У него были личные причины нелюбви к Сперанскому. Александр Дмитриевич это знал и умело давил на это, напоминая о том что господа, так называемые, реформаторы посягнули на святое - усомниться в решениях и мудрости императора. С другой же стороны, Ольденбургский пояснил что те пока ничего плохого не сделали, да и напомнил лишний раз что действовать нужно в лучших интересах России, а вот личным амбициям и страхам волю лучше не давать.
Когда объявили о приезде Сперанского Александр вздрогнул. Того тут же пригласили и выглядел он устало, растеряно и даже несколько испуганно. В этом состоянии Саша узнал себя. Увы, но разговор, ожидаемо, ничего не дал. Мысли только ещё больше спутались и лучшее что мог Саша сделать - отложить отставку Михаила Михайловича. Не насовсем. До того времени как Александр не вернётся из Вильно.
Довольный хоть какой-то, пускай и временной, определённостью он покинул кабинет и отправился к Мари. Немного ласки после такого тяжёлого дня ему явно не помешает.
- Подпись автора
| Недаром лик сей двуязычен. Таков и был сей властелин: К противочувствиям привычен, В лице и в жизни — Арлекин. © А. С. Пушкин | МОЙ МАРАФОН В 17 ПОСТОВ
|