Ого, а с каим любопытством Таисья - то осматривается по сторонам, словно впервые в трактире! Или и правда впервые? Да нет, быть того не может - девица - то по виду уже взрослая, даже не на выданье, а из тех, кого ехидные кумушки могут обозвать и перестарком, ну как за такие года могла никогда не бывать в трактирах? Что нечасто посещает подобные места - вполне даже вероятно, незамужние девицы вообще редкие гости в трактирных заведениях, считается, что бывать им тут и не очень - то пристойно, а без сопровождения так и вовсе недопустимо. А уж дрожит - то как, Боже правый! Зуб на зуб не попадает у девицы, даже разговоры разговаривать и то, кажется, пока неспособна, настолько закоченела на морозе, пока была на кладбище.
- Ничего, ничего, красавица, сейчас принесут чаю, согреешься, оттаешь! Чай здесь вкусный, с разными травами, ароматный до крепкий.
А кстати, мальчишка - половой хоть и явно новенький тут, коль скоро и раньше заглядывавшая не раз в этот трактир после своих ритуалов на кладбище согреться, очень даже расторопен, вот уже и тащит горячий пузатый самовар на их с Таисьей столик, предупредив, что горячие пироги поспеют буквально через минуту. Правда, таращится на Прасковью с удивлением, видимо, из - за её монашеского одеяния. Ну да ничего, уж спровадить мальчонку она сумеет с лёгкостью.
- Вот спасибо, сынок, удружил! А что, на мне цветы цветут, или ещё какая диковина, раз ты так смотришь, будто какую невидаль увидел?       
Вот хорошо, мальчишка ещё и понятлив, смутился и тут же ретировался, видимо, в сторону кухни. Ах, как же приятно налить из самовара горячего, ароматного чая в стакан и согреть о стекло с горячим напитком хотя бы замёрзшие руки. Улыбнувшись так и сидящей в смущении Таисье, Прасковья подбадривает её:
- Что робеешь, девонька? Наливай чая, хоть согреешься, а то вся же дрожишь с мороза. А через пару минут принесёт и пироги, онга тоже здесь чудо как хороши. Вот отогреешься, подкрепишься, тогда и поговорим, а то на голодный желудок и продрогшей разговоры вести не дело. 
Вот почему так хочется поухаживать, что ли, за этой Тасей, которая по годам бы вполне годилась Прасковье, кажется, в дочки? Смешно, ай же Богу, некромаг, которая должна бы, по идее, больше любить нежить и мертвяков, чем живых людей, чувствует желание позаботиться о едва знакомой рыжеволосой, испуганной и продрогшей девчушке. Из самовара нацеживается ещё один стакан чая, и Прасковья пододвигает его к Таисья со словами:
- Вот, пей, девонька, согревайся! Какой на улице мороз, только горячий чай и спасёт в подобную погоду.
Мальчишка - половой тем временем уже ставит на стол и блюдо с разными свежеиспеченными пирогами. Ах, как пахнет выпечка, просто восхитительно! А вот и Таисья, кажется, оттаяла, согрелась настолько, чтобы начать разговор. Тихо, так, чтобы не привлекать внимания остальной публике в трактире, Прасковья отвечает:
- Да не за что, красавица, ты давай на чай и пироги налегай, худющая ведь, али дома не кормят? Да не ото всех, а от тех, которые таят опасность и способны сотворить бед. Думаешь, на кладбище, тем более ночью, добрые духи шастают? Нет их там, зато всякой нечисти, охочей до молоденьких девиц и неопытных магов, очень даже много. И обычные бесы - ещё не самое страшное, что могло к тебе прицепиться, вообще - то, на кладбище и пострашнее существ сколько угодно. Вот от них и нужно оберегать себя тем, кто силы повелевать ими и договариваться, не имеет, иначе и до беды недалеко.       
         
               

Ох и забавно же наблюдать за рыжеволосой девчушкой! Вроде, взрослая барышня, а робеет и смущается как малое дитя. Из старообрядцев, что ли? Да нет, вряд ли, там порядки такие, что незамужняя девица в жизни бы не решилась выйти из дому одна. Да и нет в столице старообрядцев, вроде бы, они всё больше обитают по глухим провинциям. Опять же, магия в девице и старообрядчество ну совсем не вяжутся друг с другом. Скорее уж девица просто недавно в столице и не привыкла к местным порядкам, вот и так забавно смущается.
- Да мне в радость поухаживать за тобой, девонька, своих детей у меня нет и уж не будет, а могли бы быть как раз в твоих, наверное, годах.   
И правда, если бы жила Прасковья с венчанным законным мужем, не сделала когда-то выбор между семьёй и запретной магией в пользу последней, может быть, были бы и были бы у них дети, может быть, даже ровесники этой девчушки. Да, Дмитрий не был ей люб, но не обижал, вёл себя с ней достойно, с уважением, могло со временем прийти в их семью и счастье. Эх, да чего теперь сожалеть, уже 27 лет как мёртв Дмитрий, и ничего уж не вернуть. Да и не хочется возвращать, если уж совсем честно.
А пироги-то в трактире и правда хороши, умеют, видимо, здесь их готовить! Капустный пирог прямо-таки бесподобен, всего в меру, и соли, и перча, и тесто вкусное, и начинка. Да и чай хорош, хотя это-то Прасковья знала и раньше, бывала ведь в этом трактире и до сегодняшнего дня пару раз, когда вот так же в холод поздно вечером ходила на кладбище, чтобы согреться горчим напитком.
- Да, есть духи злые и духи добрые, но мне проще и ловчее с первыми, честно скажу. Перед тобой лукавить не стану, говорю прямо, как есть- я ведь тоже академий не оканчивала, всему, что знаю и умею, меня учила тётка-покойница. Вот она была магом таким, что даже мне до неё ещё далеко, хоть тоже самоучка, без нынешнего образования, училась только у своего наставника. А злой дух добра не сделает как его ни проси о том, разве что можно заставить его служить тебе, но это не всякому даётся.
Интересно, поняла уже рыжеволосая девчушка, что перед ней некромаг? Должна понять, чего уж там, как бы, слова о том, что можно заставить злого духа служить и исполнять волю, говорят сами за себя. Только вот девчушка почему-то не убегает сломя голову, даже поняв, вероятно, что имеет дело с самым настоящим некромагов. Наоборот, задаёт новую порцию вопросов про магию и то, как колдует сама Прасковья. Неужели настолько смелая? Или по наивности ещё не сообразила, что распивает чай с некромагом? Ну, ничего, вот сейчас-то всё и прояснится.
- Так ведь очевидно, разве бес может быть добрым духом? А зло творят в основном слуги Сатаны, не к ночи он будет помянут. Да и спросить у любого подозрительного духа ведь тоже можно, что он представляет из себя, врать же эти сущности не умеют. Крест не мешает, больше в последнее время гнетут церковные стены, из-за этого магия выходить чуть слабее, чем раньше. А вообще скажу как не духу, поскольку нравишься ты мне, девонька. Некромаг я, и сильный, не такой, конечно, как покойная тётка, но сила и во мне немалая, оттого и легко и привольно мне на кладбище, и нечистые моей воле подвластны. 

А девицу-то история Прасковьи явно тронула, вон как сочувственно вздыхает, слушая её почти исповедь. Да уж, пожалуй, ни с кем о своей судьбе, о своей доле не говорила никогда Прасковья вот так откровенно, честно и прямо, ничего не скрывая и не выбирая, что сказать, а что можно и оставить в секрете при себе. Чего уж там, даже с батюшкой на исповеди, наверное, Прасковья не была так искренна с самых детских лет, с тех пор, как начала учиться некромагии у тётки. И кстати, почему-то вот как раз сейчас в кое-то веки даже жалко покойного супруга. Разве же виноват Дмитрий Константинович, что связался совсем с не подходящей девицей, которая не создана для семейной жизни, у которой по самим законам природы не должно быть ни мужа, ни детей? И тем более нет вины покойного супруга в том, что не по сердцу он с самого начала пришёлся самой Прасковье, и что страшная гибель его оказалась для молодой супруги настоящим избавлением от постылого брака. Больше, коль на то пошло, вина на покойных родителях, которые, не слушая слёзных просьб дочери, устроили этот брак, никому в итоге не принесший счастья и радости. Но чего уж винить покойных, с них спроса всё равно нет. Хотя, что греха таить, когда старый знакомец-бесёнок, в очередной раз вызванный Прасковьей уже после смерти родителей, обмолвился, что те угодили прямиком в ад за старые грехи, Прасковья ощущала почти удовлетворение, всё-таки отлились родителям её девичьи слёзы и навязанное замужество.
- Выбор-то у меня был, девонька,если уж совсем честно. Тётка же меня начала учить своему ремеслу, когда я уже была не малым несмышленым дитём, в 11 лет, да и спрашивала не раз, действительно ли мне по душе её знания и наука. Так что захотела бы я отказаться становиться некромагом, тётка бы приняла мой выбор, не настаивала на продолжении обучения, и получилась бы из меня, возможно, просто народница, да, незаконно колдующая, но живущая как множество других таких жэе женщин и девушек. Но мне учиться некромагии было интересно, чего скрывать, тётка знала и умела многое, недаром прожила столько лет и ни разу не попалась на своём запрещённом ремесле. Даже за совет уйти в монастырь я тётку не виню, она же хотела как лучше, обезопасить меня от возможных проблем и неприятностей из-за занятий некромагией. Да и лучше ли мне было бы вне стен монастыря? Всё равно ведь забросить занятия некромагией я не смогла бы, это невозможно для тех, кто уже обучен этому делу, а попалась бы - так точно голову бы сложила на плахе или сгнила бы в тюремном каземате.
Ох, а чай почти совсем остыл! Подлив себе в чашку из самовара немного кипятка, Прасковья с удовольствием откусывает кусок вкуснейшего морковного пирога и запивает его теперь-то горячим ароматным напитком.
- Дарья Исмаиловна тоже хорошая, доброе у неё сердце, и умница каких мало. С ней поговорить одна радость, пусть она и образованней, и умнее меня, но не задаётся, всегда приветлива, радушна.
Да уж, ещё бы не хватало, чтоб кто-то осмелился задаваться или кичиться своими знаниями или образованием перед сильным и опытным некромагом! Такое в голову может прийти ну разве что форменному самоубийце, а среди "Асмодеек" таковых не водится. А Тася рассказывает о том, как передаётся магия из поколения в поколение в их краях, и как она сама пришла к магии. Ого, а ведь ей не повезло вдвойне, магию этой рыжеволосой девчушке, оказывается, передали вообще против её воли, даже не спросив, желает ли она этого сама! Что ж, везде свои порядки, и тётка-покойница, если бы Прасковья не согласилась стать её преемницей и ученицей, тоже передала бы свой дар кому-нибудь стороннему, очень может быть что даже и против воли.
- Тётка моя тоже была женщиной мудрой, столько-то лет незаконно практиковать некромагию, это надо ещё уметь.  НО сейчас и я без некромагии уже не представляю своей жизни, вот поздно вечером поброжу по старому кладбищу, с духами о том, о сём пообщаюсь, сил наберусь, и уже на душе легче, будто тяжесть спадает. Конечно, в полную силу я давно уже не колдую, опасно это, но поразвлечься немного, потешить душеньку - почему бы и нет?
Какая же всё-таки светлая, добрая эту девочка, Тася! Поневоле губы Прасковьи трогает лёгкая улыбка:
- Ну, спасибо на добром слове, девонька, вряд ли, конечно, я так далеко заеду, но буду иметь в виду. А что на кладбище больше не пойдёшь, умница, нечего тебе там делать, поверь мне. Лучше вот приходи в храм Вознесения Христова, он на Вознесенском проспекте, я там тружусь вышивальщицей, рада буду видеть тебя в своей келье, чаю попьём, ещё поговорим.