Ого, а с каим любопытством Таисья - то осматривается по сторонам, словно впервые в трактире! Или и правда впервые? Да нет, быть того не может - девица - то по виду уже взрослая, даже не на выданье, а из тех, кого ехидные кумушки могут обозвать и перестарком, ну как за такие года могла никогда не бывать в трактирах? Что нечасто посещает подобные места - вполне даже вероятно, незамужние девицы вообще редкие гости в трактирных заведениях, считается, что бывать им тут и не очень - то пристойно, а без сопровождения так и вовсе недопустимо. А уж дрожит - то как, Боже правый! Зуб на зуб не попадает у девицы, даже разговоры разговаривать и то, кажется, пока неспособна, настолько закоченела на морозе, пока была на кладбище.
- Ничего, ничего, красавица, сейчас принесут чаю, согреешься, оттаешь! Чай здесь вкусный, с разными травами, ароматный до крепкий.
А кстати, мальчишка - половой хоть и явно новенький тут, коль скоро и раньше заглядывавшая не раз в этот трактир после своих ритуалов на кладбище согреться, очень даже расторопен, вот уже и тащит горячий пузатый самовар на их с Таисьей столик, предупредив, что горячие пироги поспеют буквально через минуту. Правда, таращится на Прасковью с удивлением, видимо, из - за её монашеского одеяния. Ну да ничего, уж спровадить мальчонку она сумеет с лёгкостью.
- Вот спасибо, сынок, удружил! А что, на мне цветы цветут, или ещё какая диковина, раз ты так смотришь, будто какую невидаль увидел?       
Вот хорошо, мальчишка ещё и понятлив, смутился и тут же ретировался, видимо, в сторону кухни. Ах, как же приятно налить из самовара горячего, ароматного чая в стакан и согреть о стекло с горячим напитком хотя бы замёрзшие руки. Улыбнувшись так и сидящей в смущении Таисье, Прасковья подбадривает её:
- Что робеешь, девонька? Наливай чая, хоть согреешься, а то вся же дрожишь с мороза. А через пару минут принесёт и пироги, онга тоже здесь чудо как хороши. Вот отогреешься, подкрепишься, тогда и поговорим, а то на голодный желудок и продрогшей разговоры вести не дело. 
Вот почему так хочется поухаживать, что ли, за этой Тасей, которая по годам бы вполне годилась Прасковье, кажется, в дочки? Смешно, ай же Богу, некромаг, которая должна бы, по идее, больше любить нежить и мертвяков, чем живых людей, чувствует желание позаботиться о едва знакомой рыжеволосой, испуганной и продрогшей девчушке. Из самовара нацеживается ещё один стакан чая, и Прасковья пододвигает его к Таисья со словами:
- Вот, пей, девонька, согревайся! Какой на улице мороз, только горячий чай и спасёт в подобную погоду.
Мальчишка - половой тем временем уже ставит на стол и блюдо с разными свежеиспеченными пирогами. Ах, как пахнет выпечка, просто восхитительно! А вот и Таисья, кажется, оттаяла, согрелась настолько, чтобы начать разговор. Тихо, так, чтобы не привлекать внимания остальной публике в трактире, Прасковья отвечает:
- Да не за что, красавица, ты давай на чай и пироги налегай, худющая ведь, али дома не кормят? Да не ото всех, а от тех, которые таят опасность и способны сотворить бед. Думаешь, на кладбище, тем более ночью, добрые духи шастают? Нет их там, зато всякой нечисти, охочей до молоденьких девиц и неопытных магов, очень даже много. И обычные бесы - ещё не самое страшное, что могло к тебе прицепиться, вообще - то, на кладбище и пострашнее существ сколько угодно. Вот от них и нужно оберегать себя тем, кто силы повелевать ими и договариваться, не имеет, иначе и до беды недалеко.