Лежать на койке и смотреть в плохо побеленный потолок, по которому ползли трещины, было невыносимо, Александр был готов выть от скуки. Через неделю прибывания в госпитали от скуки не спасали уже даже книги, а разговоры с другимм пациентами и врачами окончательно опостылили. Александр мог лежать недвижимо целыми днями, смотря в потолок и практически не моргая, граф почти не ел, ведь энергию не расходовал и чувство голода не посещало его, вот и сегодня уже остывшая манная каша стояла рядом с его постелью.
-Вы бы поели, Александр Васильевич, хоть пару ложек, - каждый день сетовала санитарка в белом фартуке с красным крестом на груди поверх простого суконного платья цвета мыши-полевки.
На ее слова Каменский каждый раз лишь хмурил брови и молчал. Врач заходил к Александру многим реже санитарки, но в его словах было куда больше конструктива. От врача граф узнал, что ранение не смертельно, но серьезно и вернуться на службу ему не позволят. Приказ об отставке действительно пришел спустя неделю, граф снова молчаливо злился, но понимал, что поделать ничего нельзя. Александр понимал, что его списали, как старый баркас и теперь ему остается только сгнить в какой-нибудь Богом забытой бухте. “На все воля Бога и Императора,” - сказал тогда врач, но граф даже не повернул к нему голову, продолжая упрямо смотреть в потолок. Вечером того же дня, когда пришел приказ об отставке, Александр написал короткое письмо сестре, прося ее приехать и забрать из этого больничного ада. Одного его, взрослого мужчину, графа, офицера, доктор отпускать наотрез отказался, только передать с рук на руки “кому-то менее порывистому”.
Александр ждал приезда сестры как манны небесной, как путники в пустыни ожидают дождя, смотря на нависшую над головами тучу. Саша не знал, когда сестрица приедет, но каждый день просыпался с надеждой, что именно сегодня дверь в палату откроется и вместо некрасивой невзрачной санитарки войдет Маша, его милая очаровательная Маша с неземной улыбкой и лазурными глазами. Александр всегда тосковал по сестре, но научился жить с этой тоской вдали от семьи, а теперь в ожидании встречи тоска обострилась стократно, теперь Александр даже во снах видел ее приезд.
- Княгиня приехала! -Именно этими словами санитарка разбудила Александра, отдергивая шторы с окна и пропуская в палату уже по-зимнему ровный солнечный свет.
Каменскому понадобилось целых три минуты, чтобы узнать в княгине свою Машеньку, и на лице графа пропустила радостная улыбка, которая появляется у детей в предвкушении встречи с дорогими людьми.
- Подай мне мундир, - Александр сначала сел на постели, чувствуя как поломанные ребра заныли, а после, опустив ноги на пол, встал и впервые за все эти дни почувствовал жизнь в своем теле, все мышцы болели, а кости ныли и эти ощущения доставляли Александру небывалое удовольствие.
Санитарка принесла мундир, но надеть его граф не смог. Как выяснилось, стоит ему поднять руки, как всю грудную клетку сводит болью и даже дышать становиться тудно, поэтому офицерский мундир был просто накинут на плечи. Не самый приглядный вид для русского офицера, но Александр был уверен, что Маша ему это простит.
- Маша..! - В один момент, когда сестра появилась на пороге, все тяжелые и горькие думы были отринуты, а на лице графа появилась широкая улыбка, обнажившая зубы.
Он подхватил объятья сестры, прижимая ее к себе двумя руками, хотя спокойно мог обхватить ее тонкую талию одной рукой.
Граф даже оторвал ее от земли и прокрутил, тщетно стараясь не замечать, как темнеет в глазах от боли.
- Ну не плачь, не плачь, моя радость, - Саша с детским восторгом и сердцем, полным любви, расцеловал сестру в обе щеки, чувствуя на губах ее соленые слезы.
- Я так скучал по тебе, - Граф не мог выпустить сестру из объятий то отсраняя ее, чтоб заглянуть ей в лицо, то снова притягивая ее к себе и обнимая, - ты стала еще краше! Но давай же уедем отсюда, я уже ненавижу это место.
Поправив сползший с плеч мундир, Александр положил руку сестры на свой локоть и вывел прочь из палаты. Экипаж с обновленными лошадьми уже ждал их при входе.
Александр помог сестре сесть в экипаж, а сам устроился напротив и стукнул в стену, веля кучеру трогать.
Заржали лошади и экипаж покатился, скрепя колесами.

Отредактировано Александр Каменский (6 Май 2017 11:05)

- Напишу, Мари, обязательно напишу, - поспешил согласиться Александр, прерывая тем самым последующие увещевания Маши о дурном поведении и тяжелом характере брата, - но сейчас я хочу хоть минутку почувствовать себя свободным, - он глубоко вдохнул, набрав полную грудь воздуха и шумно выдохнул, чувствуя как все тело его возвращается к жизни, словно дерево освобождается от зимы и холода.
Карета катилась по плохой дороге, то и дело налетая на кочки или проваливаясь в ямы, экипаж трясло и бросало из в стороны сторону, но еще никогда Александр не испытывал такой радости. Смеяться вместе с сестрой, словно им опять по десять лет, было для него великой радостью. Сидеть, накрытым в меховой накидке, было приятно, словно матушка лично укрыла его своими нежными ласковыми руками, Александр хотел поспать, но сон не шел, ведь как можно уснуть, когда столько нужно рассказать, столько выслушать.
Граф не мог сдержать улыбки, не мог унять свое счастье от встречи с сестрой, от отъезда из госпиталя, сейчас даже мысль об отставке не печалила его, она словно ушла куда-то далеко, где совсем его не тревожила.

Когда карета в очередной раз подскочила на кочке, а Маша так очаровательно по-детски вскрикнула, Александр рассмеялся и пересел ближе к сестре. Обняв ее за плечи, Каменский поцеловал ее в щеку и улыбнулся, прижимая сестру к себе.
- Моя милая, моя родная сестра, прости меня, прости, что писал так редко и так мало, - уложив ее голову к себе на плечо, заговорил Александр, пальцами перебирая ткань накидки на плече сестры, - но была война, иной раз даже для сна не было времени, а расстраивать тебя короткими нервными письмами я не хотел. Меньше всего на свете я хочу расстроить тебя, дорогая сестра, - граф поцеловал ее в волосы, вдыхая их аромат. Духи давно выветрились, теперь ее волосы пахли дорогой, лесной свежестью и совсем чуть-чуть больницей, в этом была вся Мари – такой он ее знал и любил, она была самой прекрасной женщиной на земле и ни одна не могла с ней сравниться, и Александр был счастливейшим человеком на земле, имея такую сестрицу.
- А потом меня ранили, - словно специально, рана под ребрами заныла, - и времени для писем вовсе не осталось, но я так сожалею об этом. Только сейчас я понял…
Александр замолчал, не выпуская сестру из объятий и лишь крепче придерживая, когда экипаж качало на неровностях. Они ехали в молчании недолго, но оно показалось Александру вечностью. Ему много надо было рассказать Маше, во многом покаяться, о многом спросить, но сейчас им обоим требовался отдых, сейчас он понял как жестоко было пускаться в обратную дорогу сразу, не дав сестре и дня передышки.

Он о многом думал сейчас, перехватив ладонь сестры и теперь грея ее в своих руках, сжимая и растирая ее тонкие нежные пальцы. Александр не заметил, как его сморил сон и тонкая грань между реальностью и сновидениями стерлась.
Он снова видел ту битву, слышал залпы орудий, крики солдат и команды офицеров, слышал плеск волн и вой корабельных сигналов, он снова переживал это, снова попадал под снаряды, снова видел как гибли люди, храбрые и добродетельные люди, это все было его реальностью совсем недавно, а теперь стало сном.
Александр резко разомкнул глаза, когда экипаж дернулся и остановился. Маша тоже спала, устроившись головой на его плече. Александр ласковым движением убрал спавшие ей на лоб волосы и высвободился, чтобы узнать в чем причина остановки. Укрыв сестру меховой накидкой и уложив на сиденье, подоткнув под голову собственную меховую шапку, Александр вышел из экипажа.
Уже стемнело, но граф был уверен, что ночь еще не наступила.
- Что встали? – Спросил граф, поравнявшись с кучером, который что-то нашептывал лошадям.
- Лошади устали, барин, надо бы сменить, - проговорил незнакомый Александру кучер, поднимая голову.
- Так двигай на станцию, Марии Васильевне тоже отдых нужен, - после этих слов Александр вернулся в экипаж, который немедленно тронулся, но сон к Александру больше не шел.
Следующая остановка, уже на станции с постоялым двором, была примерно через четверть часа, в темноте сложно было ориентироваться и на местности, и во времени.
На постоялом дворе было совсем немного народу, Каменским отвели три комнаты, а еще одну для кучера. Кучер собирался разбудить Марию Васильевну, но граф остановил его – он справиться сам.
- Маша, дорогая сестрица, - он легонько потряс ее за плечо и поцеловал в лоб, - проснись, душа моя, постоялый двор, тут устроили ванну и теплую комнату, просыпайся, душа моя.