АДМИНИСТРАЦІЯ


ПОСЛѢДНІЯ НОВОСТИ

20.11. У нас завершился персонажный марафон! Далее...

ДЛЯ НАСТРОЕНІЯ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

на оригинальный проект по альтернативной истории Российской Империи начала 19 века. В центре сюжета - магия, признанная на государственном уровне. Маги - привилегированный слой общества. Только здесь - мир Толстого и чары, Наполеон и боевая магия, поэты золотого века и волшебство!

НЕОБХОДИМЫЕ ВЪ СЮЖЕТ

"Гиацинты"Маги-народникиИмператорская семья"Асмодейки"Консерваторы и реформаторыБродячие артистыПерсонажи из книгРусский детектив

ПЕТРОВСКИЙ УКАЗЪ­­­

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Słowo się rzekło, kobyłka u płotu

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

SŁOWO SIĘ RZEKŁO, KOBYŁKA U PŁOTU

Место действия:
Санкт-Петербург, Итальянская улица, дом 13

Время действия:
23 октября 1810 года

Участники:
Агнесса Воронецкая,
Александр Чернышёв

А ведь закладывать будут очень даже оперативно — после определённых слов-то. Князя Воронецкого труба зовёт, княгине Воронецкой хотя бы для виду требуется грустить и печалить брови: милый друг, до свиданья! Но депеша с вызовом — это хороший повод поговорить о серьёзном. При даме. Очень неприлично, но что делать?

0

2

И Польша нежная, где нету короля

В высшем обществе знакомы все — как минимум, по слухам. Точнее сказать, слухи о человеке чаще всего известны больше, чем он сам. А что говорить о целой нации?
Мнения о поляках были диаметрально противоположны, но тёмная сторона начинает и выигрывает. Все беды — от поляков. Кто выдумал Лжедмитрия? Поляки. С кем не бывало ни одного мирного столетия? С поляками. Кто не уберёг свою страну и позволил растащить её на куски? Поляки. В конце концов, кто, говорят, внёс разлад в августейшую чету? Полька. Ходили неясные слухи, что через Марию Нарышкину хотели предотвратить Тильзитский мир, но… Но. У Чернышёва не было причин любить поляков. Причин их не любить, впрочем, тоже не наблюдалось. Но одной конкретной польке он весьма неожиданно для себя и столь же искренне симпатизировал.
Но сейчас это всё было абсолютно неважно. Все эти личные симпатии и антипатии значительно теряют остроту, когда голова занята государственными вопросами. И пусть этот вопрос ещё не стоит остро и прямо, невозможно не чувствовать, что это дело времени.

Хотя… о чём речь? Княжество Варшавское, король саксонский, армия польская, монета прусская, кодекс французский. М-да. Герцогство под протекторатом Наполеона нельзя называть польским. Все знают, что свойство любой империи — стремиться к расширению. Лёд тает под солнцем, огонь выделяет тепло, а великие державы поглощают слабые. Чернышёв помнил, что ему «по старой дружбе» рассказывал князь Куракин в Тильзите. Граница, значит, по Висле. А ещё лучше Чернышёв помнил вот что: у Наполеона нет лёгкой кавалерии. Своей. Зачем она ему, если есть польская? Поляки неплохо повоевали вместо французов в Италии, так почему бы не закрепить успех?

Все эти мысли бродили в голове у молодого-уже-полковника Чернышёва, которому вспоминался его краткий визит в Бяла Подляску. Так называемая передышка в курьерской фельдъегерской скачке из Парижа в Петербург. Все эти мысли поднял короткий достаточно разговор с матерью той самой польки, к которой он неожиданно проникся непонятными чувствами. Разговор с графиней Моравской, Теофилой-старшей, урождённой Радзивилл. С родной сестрой покойного Иеронима Винцента Радзивилла, отца Доминика Радзивилла. А князь Доминик Радзивилл приходился мужем и одновременно кузеном той самой польке, Теофиле-младшей. Вот такая вот забавная родословная.
Графиня Моравская видела восстание Костюшко. Не просто видела, не издали, а сама запачкала руки — пусть и затягивая бинты потуже. Поляки. То, что для всей Европы было поражением, стало для них символом, памятью о несломленном мужестве, надеждой на возрождение и единство. Уголья под остывшей золой, эта вера — всё, что осталось от Речи Посполитой, державы «Polsla ad morza do morza». Неистребимая болезнь, любовь к отечеству. Можно ли ставить это в вину? Никогда. Стоит ли попытаться использовать? Всенепременно.

Дом князя Воронецкого на улице Итальянской — ненаписанный адрес на конверте. Почётный почтальон, чтоб их всех. Прибавить к русской миссии во Франции польский акцент — это было разумно. Но это была первая цель. Насколько уже-полковнику Чернышёву было известно, супруга князя Воронецкого, дама известная весьма и весьма неоднозначно, нередко появляется в обществе уже припомненной Марии Нарышкиной. И её сестры. В конце концов, нельзя уже увезти из дома мужа, не объяснив жене, для каких целей их расставание? А улыбку стоило спрятать. Потому что ещё неизвестно, кто из Воронецких будет рад разлуке больше. Слухи, вездесущие сплетни.
Чернышёва ввели в гостиную — хозяин был, конечно, предупреждён, потому что визит очень уж смахивал на официальный. Но что вы, мы же добрые друзья и коллеги, к чему вызывать князя Воронецкого пред чьи-нибудь светлы очи?

— Я должен просить у вас прощения миллион раз, княгиня, — смеялся Чернышёв, когда с официальными приветствиями, поклонами и расшаркиваниями было покончено, — потому что собираюсь вести крайне неприличные разговоры. Это во-первых. А во-вторых, я вынужден украсть вашего мужа для нашего общего дела. Вы простите мне такое нахальство?

+1

3

прическа и одежда

http://i91.fastpic.ru/big/2017/0515/1e/2ced0823898e4f2f991d45e813ac291e.jpg

+ белая кашемировая шаль

вид Малиновой гостиной

http://i91.fastpic.ru/big/2017/0515/77/adf6347f592ed070a337f685ced70977.jpg

Агнешка немигающим взором следила за стрелкою часов. Они медленно и неуклонно двигались вперед, собираясь отбить час дня. В это время для обоих супругов наступал мучительный, но негласно определенный момент: встреча за одним столом. Соблюдая хрупкие рамки приличия, Воронецкие видели друг друга за трапезой, всегда проходящей в гробовом молчании, после коей расходились каждый на свою половину. Между ними будто происходило некое противостояние, словно каждый ежедневно демонстрировал другому – мол, гляди, я жив(-а)-здоров(-а) и превосходно себя чувствую, как бы тебе ни желалось противного. Сегодня ожидался насыщенный на выезды день, и пани пришлось, вопреки обычаю, подняться пораньше, дабы посетить утреннюю воскресную мессу, ибо к вечерней успеть не было никакой возможности. Костёл княгиня посещала с той же неизменно застывшей на лице маске равнодушной благожелательности, повторяя привычные для службы жесты и слова, следуя скорее привычке, нежели религиозному рвению. Вернувшись, Ягна неспешно приступила к дневному туалету. Подобное священнодействие над своей мраморной красотой она доверяла камеристке, потому как все зеркала на половине Воронецкой были занавешены плотными тканями. Пани избегала часто глядеть на гладкую полированную поверхность, зачастую начинавшую  отражать разнообразные едва уловимые силуэты, манящие, тянущие, зовущие, и противостоять им приходилось, напрягая всю свою вмиг ослабшую волю... Завершив подготовку госпожи к выходу, прислуга удалилась, а Ягна принялась следить за часами, накинув на плечи белую кашемировую шаль. Дома было холодно. Ей нравилось ощущение могильной пустоты, слегка стылой, слегка зябкой, гадюкой ползущей по рукам, обвивающей  шею, спускающейся вниз по позвоночнику, а более того её до злорадства тешило то, что супруг как раз искал спасения в тепле: пятьдесят лет мельтешили не за горами, и его уже донимали боли в суставах от бесконечных скитаний по поручениям в Европе и Азии. Хозяйские половины особняка на Итальянской улице был словно противоположным отражением друг друга: на одном – свет, разложенные книги и карты, треск поленьев в камине, на другом – ледяная пустота, сумрак и тишина, прерываемая тихим, но четким  шепотом голоса, бесконечно повторяющего вязь заклинаний. Дон. Дон. Дон. Дон. Дон. Даже часы били негромко, боясь нарушить общую торжественную обстановку вечных похорон, задрапировавшую будуар Воронецкой. Она поднялась, выпрямившись и расправив плечи. Пора на сцену. Растянув губы в легкой улыбке, дежурной, предназначенной почти для всех и каждого, Ягна спустилась по лестнице и проследовала в трапезную. Обед был накрыт в Фисташковой комнате, выкрашенной в мягкие тона, давшие ей название, и в целом несколько скрашивавшей уютной мебелью и обстановкою натянутые отношения между мужем и женой. Дальше все прошло по положенному ритуалу, как у механических игрушек, начинавших шевелиться после завода их ключом и совершавших каждый день одни и те же ведомые им действия. Князь стоял у окна, увидев пани, он быстро подошел и также спешно поцеловал ей холодную руку, избегая взгляда стеклянных, как у фарфоровой куклы, синих глаз. После чего оба устроились на мягких стульях из красного дерева друг напротив друга. Слуги подносили блюда. В полной тишине позвякивала посуда и шелестели салфетки. Когда монотонная «пьеса» подходила к концу, камердинер доложил о прибытии гостя. Это настолько было непривычным для размеренного распорядка жизни дома Воронецких, что Ягна позволила себе вскинуть от удивления светлые рыжие брови. Станислав Адамович оставался внешне спокойным, только его спокойствие от каменной холодности супруги отличалась некоей тягостной задумчивостью. Кратко ответив, что примет его немедля в Малиновой гостиной, генерал чуть склонил голову в сторону дражайшей половины и последовал отдавать долг хозяина дома. Княгиня некоторое время смотрела прямо перед собой, размышляя о том, кто бы сие мог быть, и направилась следом, в надежде ублажить собственное любопытство. Воронецкий кратко представил жене полковника Чернышева. Александра Ивановича. О молодом красавце сложно было не знать. О нем вздыхали во всех салонах. Замужние дамы мечтали видеть в нем любовника, девицы – жениха, мамаши – зятя, старухи  - украшение своей гостиной. Лицо Агнессы, как всегда это было в свете, ничего не выразило. Наклеенная, дежурная улыбка сияла искусственным, лакированным блеском. В глазах, как в зеркале отражалась обстановка гостиной. Кашемировая шаль аккуратно, словно приклеенная, обхватывала белые плечи. Мертвенно-розовое платье отражало скудные блики от падавших на него скупых солнечных лучей сквозь высокое окно.
- Enchantée de faire votre connaissance, monsieur le colonel (Рада познакомиться с Вами, господин полковник),  - голос пани звучит благожелательно, но он звучит так всегда, тон в тон, нота в ноту, когда на ней надета маска великосветской львицы. Рука протянута для поцелуя. Сцена завершена. Александр Иванович выглядит здесь в особняке, где все ходят по натянутым струнам нервов друга друга, необыкновенною персоною – живой, любезной, даже несколько фантасмагоричной для подобного тоскливого «ландшафта». – Je fais confiance à Votre goût entier.  Dans les salons disent que Vous pouvez soumettre n'importe quelle maladresse sous raffiné de la sauce (Я всецело доверяю Вашему вкусу. В салонах говорят, что вы можете представить любую неловкость в изысканном соусе).
- Агнесса, я прошу тебя говорить по-русски, - раздается тихий голос князя. Станислав Адамович давно принял Россию как свое отчизну, и манерный прононс жены, если не раздражает, то, во всяком случае, видно, что неприятен ему.
- Bien sûr, mon ami (Разумеется, мой друг), - та же легкая улыбка никак не меняется и все также обращена к гостю. На мужа пани не смотрит. - Что касается прощения, monsieur le colonel , то я обязательно прощу Вас, если Вы вернете мне князя до четырех часов, - русский язык у княгини хорошо поставлен. Не ни единого акцента. Магам иное было бы непростительно. - Мы приглашены в Аничков дворец. Великая княгиня Екатерина Павловна, говорят, прекрасно отделала его. Обещали присутствовать Императорская чета, канцлер Румянцев и обер-камергер Нарышкин avec sa femme ( с супругою). Гостей ожидается так много. Мне жаль будет провести время не в столь изысканном обществе.

Отредактировано Агнесса Воронецкая (15 Май 2017 20:07)

+1

4

игрок удален, переносится в архив

0