Гнусность необходимо искоренять даже из мыслей. Но эта английская беда нагнала его в передовой публицистике, грозившейся стать главной темой сегодняшнего вечера. Незаметно от остальных посетителей собрания, министр аккуратно сложил газетку в несколько раз и подкинул её в полыхающий камин. Бумагу моментально заволокло огнём.
- Прошёл слух, что Спенсера таки убили, той же ночью. А о смерти замалчивают, не хотят поднимать панику, - из-за спинки кресла донёсся моложавый голосок. Обернувшись на причину своего нарастающего раздражения, граф удивился увидев одного из канцеляристов своего министерства.
- С каких это пор представители власти опираются в своих суждениях на слухи? - Павел Андреевич привстал со своего места, присоединившись к компании молодых людей. Остальные члены клуба, что разбились на небольшие стайки, заинтересованно напрягли своё зрение.
- Ваше Превосходительство, за что купил - за то и продаю. Разговор ведь неофициальный, - молодой службист замялся и сделал едва ли заметный шажок назад.
- Не следует об этом вовсе вспоминать. Лондонские события - пятно на репутации всех магов мира. И если уж об этом говорить, то только осуждающе и кратко, - Павел Андреевич рыкнул и отошёл от молодой компании, более не давая повода коллегам постарше с интересом следить за игрой опыта и горячности. А тем временем в некогда занятое министром кресло уселся молодой фат, оставляя Павла Андреевича в прискорбном положении стоя. Выудив из внутреннего кармана вицмундира славную трубку для курения, граф щёлкнул пальцами и запалил забитый в ней табачок.
- Вы почему не со своими друзьями? Они как раз ушли играть в карты, - Павел Андреевич попытался намекнуть молодому господину о возможности уступить место, - сидеть за чтением газет в одиночестве, когда на собрании полно собеседников - странновато. Вы не находите? - Министр обошёл кресло и взглянул на франта - щуплый, светленький мальчишка глядел на Павла Андреевича с нескрываемой ясностью глаз, от которой у последнего в мыслях заложилось неприятное предчувствие.

Прищурив светлые глаза, Павел Андреевич нарочито медленно начал рассматривать дерзкого юношу. Тот продолжал удерживать свой взгляд на министре, медленно растягивая тонкие губы в пренеприятнейшей щегольской улыбке. Лицо его показалось очень знакомым графу, он начал припоминать не видел ли этого хлюста ранее, где-нибудь в министерстве или в салонах, но память категорически отказывалась подсказывать Павлу Андреевичу верный ответ. Продолжая выпускать сизые клубки табачного дыма, министр попытался уловить знакомые интонации в голосе - но кроме вальяжно-гнусавого тона ничего знаменательного из этих наблюдений извлечь тоже не удалось.
- Молодые люди, интересующиеся свежей прессой по своему обыкновению читают её дома за завтраком, когда она действительно свежая, - поняв, что место ему не уступят, Павел Андреевич приложился боком к гладкой лепнине камина, становясь правым боком к жару горящего поленья, - а здесь господа собираются для обсуждения прочтённого и услышанного. Карты всего лишь предлог занять руки, пока мыслишь о другом, - министр снова затянул трубку, накаляя табачную камеру докрасна. За паузой в диалоге министр сообразил, что юноша может поставить ему в упрёк его же фразу о цели собрания для разговоров. Предчувствие его не подвело, но понял граф это только когда ушло первое потрясение.
- А я смотрю лицо у Вас знакомое, - министр приосанился и немного напрягся, - знавал я Вашего деда, Алексея Михайловича, - особо много Павел Андреевич рассказывать не хотел, хотя и догадывался, что Матвей что-то да знает, - хороший был человек, многому меня научил, - соврать удалось всего лишь наполовину.
Новопредставленный Матвей Княжнин тем временем не потерял ни минуты времени - ухватившись за понятные для обывателя правила и за слова самого же Павла Андреевича он уколол министра замечанием о том, что собрание производится именно с целью обсуждений и рассуждений. Многозначительно хмыкнув, Бестужев не поспешил ответить, стряхивая сгоревший табак в пылающий камин. Проведя рукой, Павел Андреевич затушил и огонь, который начал припекать в правый бок.
- Не о всех вещах необходимо говорить, Матвей, - граф сразу очертил границы уважения, определив для себя Княжнина в категорию на «ты», - не будет же волк лаять о том, что его собака покусала. Так и мы - бесчестье своего вида лучше поскорее предать забвению. Или ты иного мнения? Пожелал ли, чтобы нас начали бояться? Презирать? Я застал это время, при покойной императрице Екатерине - нет в людском страхе ничего привлекательного. А сейчас совершенно неразумные революционеры, у которых понятия о другой жизни нет, пытаются с безрассудным апломбом сорвать все порядки и повернуть время в смутные для магов времена, - министр хмыкнул и развёл руками, - это так размышляют эти юные мальчишки, которые и совершили нападение на Спенсера, а ведь по сути - они всего лишь вид назойливых мух, которые кроме раздражения ничего не вызывают.
Бестужев уже давно установил для себя планку того, что опасно, а что нет. Лондонские события таковыми он не считал, но даже самые незначительные происшествия могут дать толчок такой волне, которой захлебнуться все. С тоской за примером далеко ходить не следовало - вспомнить хотя бы одного харизматичного человека, за чьими взглядами потянулись целые отряды. Обаятельность - опасное оружие, страшное. Вкупе с бездумством и ведомостью становится горючей смесью мятежа. Взглянув в пытливые глаза Матвея нечто схожее он узрел и в них - возможно, так странно ложились тени, а возможно - он и правда на мгновение показался очень похожим на своего забытого временем дядю.

С возрастом и опытностью человеческое любопытство стало для Павла Андреевича в тягость. Иной раз ему хватало редкого и более чем умеренного интереса к своей персоне, чувство такта которого успешно усвоили близкие ему люди. Но когда в обществе министра происходит нечто экстраординарное, необычное для размеренного обывателя, пусть даже крупного города, вежливый интерес становится тем самым нежелательным любопытством, которое обретает форму откровенного заглядывания в рот и ожидания какой-то сенсации. К чему это - за время краткой беседы между графом постарше и графом помладше начал образовываться плотный круг из членов клуба, оторвавшихся от дел насущных и праздных дабы поучаствовать, хотя бы как зритель, в занимательной контроверзе. Из-за этого мысли Павла Андреевича настоятельно пытались запутаться, грозясь выйти в проигрыш на фоне размышлений молодого Княжнина. Министру пришлось собрать всю силу воли в кулак, чтобы впредь не обращать внимание на публику, принимая хлёсткие слова Матвея с достоинством и присущей его возрасту мудрости.
Ремарку о завтраке Павел Андреевич оставил без ответа. По его мимолётно составленному мнению Матвей таким образом красовался перед ним, а то и вовсе практиковался в искусстве заговорить собеседнику зубы. Уж больно нелепой звучала фраза - ха! Иметь привычку перечитывать одно и то же утром и с наступлением сумерек. Напрашивались выводы о плохой памяти молодого фата, но такие люди как Матвей наоборот обладали чрезвычайной способностью к запоминанию самого незначительного события. Тут же дело велось о настоящем теракте против второго лица государства - прочесть о таком и моментально забыть может только умалишённый человек.
Далее Матвей, с присущей его возрастной группе бунтарством начал засыпать министра вопросами о политическом курсе едва не погибшего Спенсера. Павел Андреевич внимательно выслушал Княжнина, в своих мыслях немного расслабляясь - значимые, как казалось Матвею факты не представляли из себя ничего выдающегося, благодаря чему можно было надеяться на победу в этой импровизированной дискуссии. Дослушав мальчика до конца, уверившись в его искренности по глазам, Павел Андреевич дал тому насладиться эффектом сказанного, а затем размеренным, учительским тоном начал отвечать зарвавшемуся юнцу.
- Матвей Константинович, Вы строите воздушные замки из своих предположений, - из-за публичности разговора министру пришлось снова перевести графа в категорию на «Вы», - в Англии каждый маг на счету, о чём доподлинно известно нашему министерству. А после завершения эпопеи с варварской инквизицией их и вовсе позиционируют как жертв строя, даже спустя века. Подвергать ныне магов гонениям через руки власть имущих - не жалеть своё положение. Народ будет недоволен. А в итоге, во имя чего? Чтобы в святая из святых туманном Альбионе не осталось ни одного Мерлина? И? Цель какая в этом? Мы живём с Вами в девятнадцатом веке! Феодализм и мракобесие давно канули в Лету, - Павел Андреевич захрипел прокуренным голосом, откашливаясь от сухости во рту, - в Англии для магов благоприятные условия. Конечно, не Россия, наш Император в этом вопросе шагнул далеко вперёд. К слову, не без ранней помощи Вашего почтенного деда. Но, в целом, жаловаться островным магам на жизнь едва ли приходится. А строить мотивы преступления на слухах и предположениях и я могу - как насчёт версии о том, что покушение было совершенно сумасбродной шайкой преступников, таким образом ищущих дурную славу? А вся эта клевета на премьер-министра, мол, что он влияет на судебные процессы всего лишь удобный инструмент выдавать свои притязания за праведное дело, без подлости и лицемерия? Вот видите как эти мерзавцы всколыхнули Вам ум? А ведь в точности Вы ничего не знаете и знать не будете. Попробуйте переосмыслить происшествие по другому, с точки зрения мага почтенного и понимающего устройство мира, внезапно Вы поймёте, что такие грязные методы - удел преступников, по которым плачет виселица.
Размышления Павла Андреевича были лишены точной опоры и невнимательному слушателю могли показаться слишком витиеваты, но по своему обыкновению министр всего лишь пытался донести простую мысль - любая преступность не имеет права на существование, а поэтому, определённо обречена попасть под тяжёлую руку правосудия. Едва ли эта мысль могла быть оспорена размышлениями о несправедливой власти. Для Павла Андреевича таковой не существовало.

Крайне запоздало Павел Андреевич сообразил какое подвижное и интересное лицо имеет Матвей. Без каких либо пауз он выражал такой спектр эмоций, словно разыгрывал театр одной роли, при этом вплетая в каждый свой жест полуоттенки. Для современного зрителя подобные таланты были ничем не хуже словесного красноречия, что ставило самого министра в невыгодное положение - в отличие от своего нового знакомого он, граф, был продолжением камина, ещё одна лепнина, но в полный рост. Павлу Андреевичу это не понравилось, для человека военного вообще не существует никакого подмостка кроме боевого, а тут ему предстояло схлестнуться в сценическом искусстве с юношей, который в свои года достиг определённых успехов. В такой момент министру оставалось только пожалеть свою старческую замшелость и всеобщий притёртый консерватизм.
Второй личностной заметкой, которая бросилась в глаза министру, была тончайшая подлость и умение осуществлять нечестную борьбу. Княжнин не стал вести диалог размеренный и по взрослому степенный: ему не хватило терпения продержать необходимую разговорную заминку, а затем не хватило и скромной компании графа. Конечно, любой простой обыватель списал бы поспешность Матвея на молодецкую горячность, но внимательный взгляд обязательно заметил бы с какой лёгкостью он это делает. В том и состояло дело - юношеские взгляды всегда доказываются с пеной у рта и сугубо сильными эмоциями. Маэстро Княжнин же не забывал при своих словах выводить изящные жесты и вести потрясающую игру с каждым взглядом тет-а-тет.
Сложив простенький психологический портрет своего собеседника, Павел Андреевич решил, что пора бы ему вытесаться из монолита стены и стать фигурой столь же подвижной, как и он. Получилось это у министра грузно и не так утончённо, впрочем, для должного эффекта хватило и одного резкого движения. Репутация говорила сама за себя.
- Матвей Константинович, мало магов не только в Англии, - Бестужев вскинул голову назад, взглянув на собеседника из-под кустистых бровей; на лбу заложилась глубокие ложбины, - магов нынче не сыскать и во Франции, Швеции, Пруссии, в бунтующей Испании, тем более в Османской Империи, но что-то никто из подданных этих великих государств не идёт на своих власть имущих господ со смертью в руках. Вы не сравнивайте бедную Англию с нашей Империей, исторически сложилось, что земли Руси были усеяны магами и теперь мы имеем то, что имеем. Не покосила наши статные ряды ни русская инквизиция семнадцатого века, ни большой упадок. А эти предприятия были куда серьёзнее мнимого угнетения английских магов, которое Вы только что выдумали, - Павел Андреевич отпустил Матвея взглядом, отведя глаза в пол, - а у Вас, мой друг, есть существенный недостаток - необоснованная вера в людей. Поверьте опытности и прожитой жизни - бывает и так, что негодяю идут на преступления только потому что негодяи, и так им диктует природа их сущности. Поэтому не стоит подводить английского джентльмена, совершившего покушение, под абсолют борца за справедливость. Мы не знаем его целей и намерений, пока что всё выглядит как попытка навести гнуснейший шум.
На этот раз министр был мягче, надеясь, что его упрощённая манера речи немного остудит пыл молодого Княжнина. Необоснованно тревожно внутри Павла Андреевича начало зарождаться смятение. В памяти выскакивали старые забытые воспоминание из юности, а среди толпы членов клуба мельком показалась знакомая медная голова в густых кудрях.
- Вы забываетесь, Матвей Константинович, - граф нахмурился, в голосе задребезжал лёд, - мы, старопорядчики, очень хорошо знаем, что такое плохая жизнь для мага. Большинству из нас по молодости пришлось крайне несладко, а некоторые успели побывать и в местах не столь желанных, - Павел Андреевич не намеревался в голос озвучивать старые дела, которые привели его на каторгу, но каждый в зале должен был это понять, - и поверьте, несмотря на подобное отношение к нам, никто не затаил в душе злобу и не попытался совершить гадкое преступление из побуждений выдуманной борьбы за справедливость. Таким как Вы, молодчикам, очень легко рассуждать о тяжёлой жизни, в совершенстве не зная что это такое!
Последняя фраза была сказана громко, в затаившем дыхание зале. На лица одноклубовцев Павел Андреевич смотреть не стал, и так знал - старшее поколение его поддержит, а не нюхавшее пороху молодое - ещё успеет переосмыслить.