АДМИНИСТРАЦІЯ


ПОСЛѢДНІЯ НОВОСТИ

05.05. Сердечно поздравляем вас с праздником Пасхи! Читайте далее.

ДЛЯ НАСТРОЕНІЯ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

на оригинальный проект по альтернативной истории Российской Империи начала 19 века. В центре сюжета - магия, признанная на государственном уровне. Маги - привилегированный слой общества. Только здесь - мир Толстого и чары, Наполеон и боевая магия, поэты золотого века и волшебство!

НЕОБХОДИМЫЕ ВЪ СЮЖЕТ

"Гиацинты"Маги-народникиИмператорская семья"Асмодейки"Консерваторы и реформаторыБродячие артистыПерсонажи из книгРусский детектив

ЗАЛ СЛАВЫ



ПЕТРОВСКИЙ УКАЗЪ­­­

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Дикая охота

Сообщений 11 страница 15 из 15

1

ДИКАЯ ОХОТА
http://i93.fastpic.ru/big/2017/0620/9d/815cb7d824aad9301821d9f55f90c59d.gifhttp://i94.fastpic.ru/big/2017/0620/03/ce5a59454938f9258c18003251e39803.gif
http://i94.fastpic.ru/big/2017/0620/53/86504349c4d180c6c8970be6e2767053.gifhttp://i94.fastpic.ru/big/2017/0620/82/1a6c186bf4d1e928d69c3f167af13e82.gif

Место действия: Санкт-Петербург, особняк на Итальянской, д.13; район Шатурских болот Егорьевский уезд Рязанской губернии

Время действия: 12 января 1812 г., пятница, 19 градусов холода по Реомюру

Участники: Георгий Ксаверьевич Лисовский, Агнесса Ксаверьевна Воронецкая

Брат и сестра - одна сатана. Точнее две. И обе сатаны пожелали выехать на охоту, пострелять по волкам, а так как княгине надлежало примерно сидеть дома и без мужа нос на увеселения не казать, гусарская смекалка подсказала оригинальный выход из ситуации. Другое дело, что на Шатурских болотах незваных гостей совсем не ждали...

0

11

Вид брата насторожил и испугал Агнешку. Она, сдвинув брови, смотрела на Ежи, коий щедрым национальным фольклором приправлял свои ощущения от пережитого, но, увидев, как бодро он хлебнул из фляги, успокоилась. Самое страшное оказалось позади. До последнего княгиня переживала, что в процессе скороходства ее дорогой сердцу спутник не выдержит и потеряет сознание. Пани бы не сразу почувствовала его отсутствие рядом, потому как все ощущения в этот момент оказывались притупленными, а процесс поисков потерявшегося в зазеркальных ходах человека мог затянуться на месяцы. Теперь все позади и можно заняться дальнейшими приготовлениями. В ответ на протянутую флягу Ягна подалась чуть вперед, дабы по запаху определить, чем ее собираются угощать и отшатнулась, когда в нос шибанул мощный аромат.
- Ром? Ох, Ежи, я еще не настолько гусар, дабы пить сей напиток! – Агнесса, улыбаясь, погрозила брату пальцем. – Czego uczysz młodszą siostrę? (Чему ты учишь младшую сестру?) Одного глотка достаточно будет, чтобы охота для меня закончилась, не выходя из дома! Хотя вот от бокала хорошего шампанского я бы не отказалась. После зазеркалья всегда чувствую себя слегка уставшей. Но не будем терять времени зря, - княгиня обернулась, услышав шаги за спиною, и отвлеклась на вошедшую заспанную прислугу. В Москве Воронецкие почти не бывали, изредка прибывала из Петербурга Ягна, пользуясь зеркалом, как самым скорым и верным средством перемещения, решала свои дела, связанные в основном с деятельностью «Асмодея», ибо особых знакомств в Златоглавой она не водила, и также скоро удалялась обратно в столицу, отчего крепостные тут катались, как сыр в масле, но, побаиваясь хозяйку, особо не дурили, и, что самое главное, крали не так много, как могли бы, если бы страх быть уморенным каким-нибудь проклятием не заставлял их умерять аппетиты. На сей раз они были предупреждены, и управляющий домом заранее приготовился к непродолжительному визиту господ. За пару дней до того Агнесса посетила московское гнездышко, лично отбирая необходимый скарб для седельных сумок и проверяя готовность оружия. Найдя все в удовлетворительном состоянии, княгиня отбыла обратно, и сейчас она вопросительно глянула на сонного управляющего с золоченым канделябром в руке.
- Konie gotowe, jaśnie pani (Кони готовы, сиятельная пани), - отрапортовал он с поклоном обоим прибывшим. - Coś jeszcze? (Что-то еще?) – управляющий, невысокий черноволосый мужчина с заметно округлившимся животом, коий не могла скрыть сидевшая в обтяжку ливрея, вопросительно взглянул на Воронецкую, ожидая возможного нового приказания.
- Nic, jesteś wolny (Нет, ты свободен), - нетерпеливо махнула рукой Ягна. – Вели Шимону и Блажею, aby czekali przy bramie (дабы ждали у ворот), - в ответ слуга вновь поклонился и удалился исполнять поручение, а княгиня обернулась к брату:
- Bardzo dobrze, Jerzy. Jesteś stosunkowo łatwo przeniósł przenoszenie (Очень хорошо, Ежи. Ты относительно легко перенес перемещение), - в глазах Ягны сияла гордость за брата. - Dużo byś mógł, gdyby chciał dowiedzieć się więcej, niż machać szablą. Ale… wtedy byś nie był moim Jerzy  (Ты бы многое мог, если бы захотел узнать больше, а не махать саблей. Но… тогда ты бы не был моим Ежи), - и все же ситуация могла оказаться не столь прекрасной, как это казалось, поэтому, на всякий случай, Агнесса спросила у брата: - Jesteś gotowy na polowaniu? Czy może potrzebujesz odpoczynku? Wiesz, ja kazałam przygotować podolskih koni. (Ты готов к охоте? Или может тебе нужно отдохнуть? Знаешь, я велела подготовить подольских коней). Они рослые и выносливые. В долгой дороге им мало равных, а неизвестно, каких зверей нам пошлет судьба в загон. Не хотелось бы упустить хорошую добычу из-за усталости лошади. Или ты бы хотел сам выбрать себе какую другую?  Wtedy możemy wejść do stajni (Тогда можем зайти в конюшню). В Москве у меня не так много лошадей, но есть несколько хороших: три английских жеребца, и две кобылы – орловская и арабская. Обычно я их берегу для выезда в свет, - Агнесса пыталась вспомнить, когда в последний раз было подобное. Кажется, год назад, а, может и больше. Местное общество вело настолько посконный образ жизни екатерининской эпохи, что, кажется, их ничуть не смущали новые либеральные порядки государя, существование коего казалось для них таким же малоинтересным, как положение дел в какой-нибудь Португалии. Здесь все подчинялось стройному распорядку обильных обедов, предводительствуемых самоварами всех мастей, тесным соседским узами и какой-то дикой боярской домостроевщине, густо замешанной на патриархальных нравах. В Москве было легче встретить домового, нежели модный французский наряд, в связи с чем более тягостного места княгине польских кровей католического вероисповедания и практикующей магию наравне с мужчинами, хотя бы и тайно, сложно было представить, но, благодаря обилию диких мест в округе, охота здесь представлялась плодотворным занятием, даже для такого небольшого выезда, который собирались сделать Лисовские. Главное, не забраться в угодья какого-нибудь совсем опровинциалившегося барина, дабы на них собак не спустили –по старинной русской традиции, согласно которой сначала машут кулаками, а потом разбираются.

0

12

И вот вроде все осталось позади: вот он, воздух, вот реальные, осязаемые стены и потолок, вот то самое зеркало, за блестящей гладью которого остался пережитый кошмар. По стенам, правда, пляшут какие-то пятна, желудок застрял где-то под горлом, и все как будто дрожит, то ли мир, а то ли сам… но, впрочем, жив, а дрожь не в счет, так всегда бывает после запоя, это привычно. Бывало и хуже. Главное не наделать глупостей… или уже наделал? Протянуть сестре флягу с ромом – это глупость? Нет, это шутка, может быть шуткой, главное улыбаться
- Эх, да что ж за юнкера пошли-то такие?! Jak nie ma rumu, huzar, siedzi w domu! (если нет рома, сиди, гусар, дома) а тут наоборот все. diabelstwo jest niejasne (чертовщина какая-то)
Ежи попытался рассмеяться, но получилась как-то натянуто и не естественно. К тому же к горлу опять подступил ком, да такой, что неаккуратный глоток из спасательной фляги мог стать губительным. И все равно бывало хуже. Ежи коротко кашлянул в кулак, поправил костяшками пальцев усы, и глубоко вздохнул
-  Ah, Jagienko- Jagienko… давно меня так не… że, panie pułkowniku, od dawna nie... że? (что, пан полковник, давно тебя не… что?) …в общем да… и так, мол, похвастался богатым словарным запасом, может хватит. В кои веки Ежи было как-то не ловко за прорвавшееся лавиной сквернословие. И чего, казалось-бы? Нет, ну в приличном обществе, такого, конечно, не услышишь, да только ж не было там никакого общества, а была Ягна, родная сестра, между прочим, стоящая, вон, в юнкерской форме, сбегающая от отсутствующего мужа и все такое. Никогда Ежи сестры особо не стеснялся, она ведь знала его вдоль и поперек как облупленного, куда уж там стеснятся то.  Да и ничего подобного на стыд пан Лисовский вообще никогда не испытывал. Разве что смятение в самые кошмарные и интимные похмельные часы, плененные бредом и вибрациями истощенной душевной мембраны. Вот и сейчас оно, смятение это. Мерзкое чувство, между прочим. Но если похмелье – справедливая расплата за веселье, то тут… na koniu, wszystko jedno, to lepiej… (и все равно на коне лучше)
Георгий дернул головой, совсем коротко, лишь усы смочить, приложился к фляге, и таки спрятал ее в карман. Окончательно прийти в себя помог вошедший в комнату кто бы там ни был. Пан полковник вообще довольно слабо интересовался крепостными, своими в частности. Ему за глаза хватало подчиненных в гвардии, и разбираться еще с этими совершенно не хотелось. Так что Ежи делал ни на йоту больше чем от него требовалось, пуская все на самотек. Однако плохо скрываемое брюхо вошедшего, заставило задуматься, а не засучить ли рукава, и не побыть ли хоть немого ответственным помещиком. Но все это позже, а сейчас, пока слуга не успел удалиться…
- Pani chciała szampana. Pijemy przy bramie.(Пани желала шампанского. Пить будем у ворот) – Ежи заговорщики подмигнул сестре -  стременную, на удачу. – Ежик хмыкнул, грешным делом подумав, что про зеркало можно забыть, да не тут-то было. – «stosunkowo łatwo»? Jesteś w końcu zwariowała, kobieta («относительно легко? Да ты окончательно рехнулась, дамочка) – недоуменно блеснув на сестру глазом Ежи продолжил - Dowiedzieć się więcej? Nie, nie, ja lepiej Ogniem i mieczem, a lustro - nie jest to konieczne.(узнать побольше? Нет уж, я лучше огнем и мечем, а зеркала ваши – это лишнее)
Вечно женщины как придумают какую глупость, да как скажут – так хоть стой хоть падай.  Хотя про отдых, Агнешка, конечно, дело говорила. Отдохнуть и правда было бы не лишним, посидеть, трубочку выкурить, сил поднабраться, но Ежи был бы не Ежи, если бы признался, что нуждается в отдыхе. К тому же все действительно было совсем не так плохо, как могло бы. На охоту его точно хватит, а большего ведь и не нужно, верно?
- Поехали, ягодка, на твоих подольских. Готовы так готовы, нечего тянуть коня за… хвост. К тому же, застоявшаяся кобыла хуже, чем… гм… чем выносливый конь.

+1

13

Biedny kochany Jerzy (Бедный милый Ежи)… Как всегда ему боязно и неловко было казаться слабым перед нею. Может это отголосок прошлого? Может его так же снедают обида и злость за их беспомощность в тот день, когда беснующаяся толпа повесила отца? Они ничего не сделали. Они ничего не могли сделать, но разве от осознания этого легче? Особенно когда внутри грызет червячок сомнения – ведь можно было бороться, кричать, сопротивляться, нарушив все запреты использовать магию, поддавшись спонтанному всплеску эмоций? Помогло бы это покойному батюшке? Кто знает… Но с тех пор оба как будто нарочно бравировали друг перед другом стойкостью духа. Ягна давно не плакала и порою со страхом думала, что больше не сумеет выдавить из себя спасительных для каждой женщины слез. Разучившись страдать, становишься камнем, разучившись рыдать, перестаешь жить. Смотря, на то, как брат, превозмогая последствия перехода, пытается шутить, княгиня ощутила, как застрял у нее ком в горло от захлестнувшего чувства нежности к родному ей человеку. Для нее первый далекий переход закончился вывернутым наизнанку желудком и примерно часовым лежанием на полу со стонами и жутким болями в голове. Так что, конечно, она гордилась братом! Впрочем, он всегда был и оставался для нее примером szczerej polskiej wolności (искренней польской свободы). Ничто не могло изменить его упрямого шляхетского нрава  - ни военная дисциплина, ни серебряная от бескрайних снегов чужбина, насквозь прошитая золотыми цепями предписаний и обязанностей. Ежи жил так, как привык - po za głosem serca (по зову сердца). Так, как она уже жить не умела. Хотя когда-то давно маленькая Ягинько была такой же искренней и, дыша свободно, живя своими желаниями и мечтами, думала, будто мир вечно будет для нее беззаботной игрой. Мечты имеют привычку не сбываться.
- Nie wspominaj diabłów! Wiesz, oni tylko na to czekają, aby wydostać się z piekła! (Не вспоминай чертей! Ты же знаешь, они только и ждут возможности выбраться из пекла!) – Агнесса взяла брата за руку и, став на цыпочки, коснулась губами его щеки, после чего негромко хихикнула. - Dawno się tak nie pierdoliłaś życie? (Давно так не имела жизнь?) Вот, погоди, я как-нибудь затащу тебя в само зазеркалье! Увидишь, какая там красота! Только наперёд ничего не ешь, не то разукрасишь местные пейзажи обедом! – в это время в гостиную снова заглянул представительный управляющий, доложив, что кони запряжёны, а оба сопровождающих готовы выехать хоть сейчас. – Radzik, przynieś nam szampana na dziedziniec (Радзик, принеси нам шампанского во двор), - Воронецкая оглянулась на брата и хитро улыбнулась. - Husaria nie jeżdżą na polowania trzeźwy! (Гусары не ездят на охоту трезвыми!) – и, когда пухлые щеки Радослава скрылись в темном коридоре, княгиня бросила взгляд на зеркало, оглядывая себя в нем. – Ох, Ёжи, времена меняются. Если раньше судьбу творили огнем и мечом, то сейчас все больше делают тайно, исподтишка, шантажом да подкупом. За зеркалами будущее, braciszek (братишка). Там, где раньше требовалась армия, может справиться и один толковый маг. Ежели ему развязать руки…, - Ягна умолкла, понимая, что начинает рассуждать на довольно скользкую тему. – Впрочем, ты прав! Довольно болтать! Иначе мы с тобой так и до обеда за ворота не выедем! Свежий воздух пойдет тебе на пользу, а как окажемся за Москвой, так и вовсе забудешь про зеркала, как про страшный сон. Идем, - княгиня вышла из комнаты в коридор, куда удалился управляющий, и спустилась с лестницы на первый этаж особняка. Она шла быстрым шагом, не оглядываясь по сторонам. Агнесса не любила этот дом, его обустроил Воронецкий по своему вкусу и, разумеется, присутствие супруга в интерьерных мелочах не добавляло ей любви к московской усадьбе. Ягна предпочитала свой уютный «Лязиль» в пригороде Петербурга. Мороз тут же укусил польку за щеки и нос, едва она вышла в курдонёр, на котором часть прислуги убирала снег, а двое рослых мужиков держали под уздцы лошадей –каждый по паре, для себя и хозяев. Подольские фыркали, прядали ушами и били передними копытами по земле, в нетерпении ожидая возможности размяться. Княгиня, подойдя к своей гнедой, легко, без помощи прислуги, вскочила в седло, держась за переднюю луку и тут же гордо выпрямила спину, изображая бравого парнишку, едва произведенного в юнкера. Только Агнесса хотела в негодовании потребовать свое шампанское, как из дома выплыл Радзик, щедро укутанный шалями поверх тулупчика, чинно держащий разнос с двумя бокалами, в которых искрился золотом французский напиток. Управляющий, вперевалочку, подошел сначала к хозяйке, а после с неизменным чинным поклоном протянул разнос с бокалом барину.

+1

14

И как ей это удавалось? Приободрять и воодушевлять одним мановением руки, одним словом, взглядом, вдохом. Одним своим присутствием. Одним лишь существованием своим она вдыхала жизнь и бодрость в брата. Рядом с ней Ежику всегда становилось лучше, да и сам он становился лучше, крепче, сильнее. Благодаря сестре, а, быть может, ради нее, он до сих пор не сломался, не согнулся, да и в принципе до сих пор был жив. Ну будь Ягны рядом, наверняка свалился бы после перехода, отдав богу душу, не отойдя и полпяди от зеркала. Да что там, и не вышел бы никогда в привычный мир, так и оставшись блуждать между землей и чистилищем во веки вечные. Нет, ну если быть совсем откровенным, то без сестры и не полез бы полковник ни в какое зеркало, но это уже нюансы. К тому же, история не терпит сослагательного наклонения. И слава Богу, что нет никаких «бы» и «если», а есть Ягна, так странно похожая на мать с ее коронным «Nie nazywaj diabłów!» (не чортихайся), и так похожая на маленькую Агнешку, с воздушным  и милым поцелуем в щечку. Милее может быть разве что, по-детски невинная брань, со смешком слетевшая с дамских уст.
- хей-хей, еще пара таких словечек, пан юнкер, и начнут проклевываться – Ежи слегка запнулся на пол фразе, как будто только осознав, что именно он сейчас говорит, но отступать было уже некуда -  юношеские усики, а там, глядишь и до корнета не далеко. Хе-хе! Но учти, там придется выучить еще несколько словечек. Вся армия только на этом и держится: на крепком-божьем слове. – всегда сказанув какую ни будь откровенную глупость, Ежи становился больно говорливым – Ну и на твоем брате, конечно, тоже. Więc jest to niemożliwe dla mnie Po drugiej stronie lustra. Zagubię się tam, a potem wszystko się rozpadnie. (так что нельзя мне в зазеркалье: потеряюсь там, а тут все развалится) Dziękuję Bogu! (слава богу) вернулся управляющий, и переключил фокус. Кони готовы, шампанское будет и осталось разве что… ну конечно, самое важное: прихорошиться. В полевой форме не больно прихорошишься, но Ежи и сам грешным делом скользнул взглядом по собственному отражению, и почти бессознательно подкрутил ус.
Бедная, наивная Агнешка. Война… война не средство, не инструмент, а сама суть… Она не преследует целей, она – сама цель. Самобытна, как трактирная драка, и так же, те кого не вынесли ногами вперед, сядут за столы и продолжат пить. Задачи, поставленные перед армиями – не более чем мираж. Нелепое оправдание, придуманное людьми. Людям нравится придумывать идеи, смыслы, значения. Они хотят верить, что знают, к чему их действия и решения. Но не люди придумали войну, она существует во вне, и не зависима от них. Она была всегда, и всегда будет… Война – бессмысленна и безжалостна, как лесной пожар. Война – это стихия. Война - не процесс, но явление, такое же естественное, как предродовые схватки. Сквозь боль и кровь рождаются люди, народы, государства. Война – искупительная и очищающа как наводнение, как потоп. Война не зависима от идей, планов, убеждений и целей, она неизбежна и необходима, как сама смерть. Она вне конфессий, вне народов, вне добра и зла, она выше рая и преисподней. Война так же стара, как сама жизнь. Она и есть сама жизнь. Люди, государи, империи с начала времен упиваются ею как опиумом, дышат как воздухом. Ее грязь забивается под ногти и подметки, пылью оседает на волосы и кожу, въедаясь настолько, что передается по наследству от предков потомкам.  Не мысля своего существования без войны, люди пытаются придумать цель как оправдание собственной наркомании. Справедливость, свобода, защита… деньги. Человечество научилось пользоваться войной, извлекать из нее пользу, побеждая и проигрывая, зарабатывая и разоряясь, убивая и умирая. Захлебываясь властью и гордыней, люди смеют считать, что затевают войны сами. Считают, что создают армии и полки ради того, чтобы огнем и мечем вершить судьбы и политику. Они ставят перед полками цели, посильные толковому магу с развязанными руками, или хорошему диверсанту. Да, Ягенко, времена меняются, маги крепчают, яды усовершенствуются, а стрелы давно переплавили на пули. Шантаж да подкуп, как и прежде решает судьбы и политику, и выглядит он так же, как и прежде. Война же меняется так же стремительно, как меняется жизнь. Крепко переплетясь они будут меняться и подстраиваться под новые времена, развитие магии и технологии, они будут видоизменяться, мутировать, трансформироваться, но останутся так же бессмысленны и незыблемы как сейчас, и как тысячу лет назад. Хороший военный понимает войну, и принимает ее не размышляя, и не отрицая. Полковник Лисовский был хорошим военным. Вот форма на нем и сидела как влитая. Улыбнувшись своему отражению, Ежи, подкрутил другой ус, и отправился за сестрой. Интерьерные предпочтения Воронецкого Лисовского интересовали так же мало, как технологические нюансы изготовления, какого ни будь китайского фарфора. Куда сильнее сжигало предвкушение предстоящей охоты. Права ведь сестренка: за Москвой все зеркала забудутся как страшный сон.
Морозный воздух ударил нос, обжигая легкие. Да, наверное, поляку не дано окончательно привыкнуть к русской зиме. Зима в Варшаве пахла рождеством, а здесь пахнет водкой. Разница, конечно, не велика, но принципиальна. Вдох, еще один, умылся снегом, как будто ничего не существовало вокруг. Что ж, на воздухе правда легчает. И вот пока пан полковник с важным видом осматривал подольских, пани юнкер уже важничала в седле.
- Haha! Kurwa mama, szkoda, że nie ma artysty! Powiesiłbym taki portret w domu. (Ха-ха, черт, жаль нет художника. Я бы дома такой портрет повесил) – похлопав рыжего жеребца по шее, Ежик вскочил в седло, продолжая смеяться – посмотрим пани юнкер Лисовская, угонишься ли ты за старым полковником. – шампанское подошло как раз вовремя. Ежи лихо подхватил бокал, и с запалом отсалютовал Агнешке - Na szczęście, mała siostrzyczko! Niech twoje diabły się czołgają, Lisovsky jeszcze nie miały takiej łupu! (за удачу, сестренка! И пусть лезут твои черти, такой добычи у Лисокских еще не было)
Выпив залпом, лейб-гусар бросил бокал куда-то в снег, и пустил коня в пляс. франтит

Отредактировано Георгий Лисовский (19 Авг 2017 01:34)

+1

15

Подольская кобыла играла под седлом. Лошади застоялись от скуки в московском имении, покрылись паутиною, как все вокруг, и даже, кажется, будто накрыли едва различимые паучьи кружева сонные глаза Радзика. Здесь душа спала - спала под монотонные переливы колоколов, дремала под одинаковые голоса воющих на базаре в одной и той же тональности изо дня в день баб, храпела под бесконечно похожие друг на друга ленивые дни у самовара. Неугомонной польской душе тесно было здесь, душно. Хотелось гикнуть, крикнуть, хлестануть нагайкой замшелый воздух и сорваться с места в галоп, лишь бы разорвать эту застывшую поволоку однообразия. Пани держала в руке бокал, наблюдая за братом. Скорее даже любуясь его неторопливой основательностью, размеренными жестами знающего себе цену шляхтича. В нем сохранилась исконная Варшава, не смотря на рьяные попытки матери «орусачить» детей, а значит, надеть на них французское платье и заставить говорить с прононсом о метафизических предметах, проводя время в чужих салонах и смакуя придворные сплетни. Нет, не вышло. Сильна в Лисовских была кровь герба их, сильнее, чем во многих их собратьев по несчастью, с радостью принявших чужую галльскую речь, как свою собственную. Все, что раздражало Ягну в тех же Нарышкиных и Ожаровском, с лихвой окупалось присутствием брата, искреннего во всем, чтобы с ним ни приключалось, и, кажется, будто не прошло и мгновения, как Ежи постучал в дверь особняка на Итальянской, а с тех пор уж фиолетовые сумерки рассеялись, пропуская сквозь небесную седую пелену чахлые, тощие лучи солнца. Время летело рядом с ним незаметно.
- Odbiło ci! (Совсем из ума выжил!) – нахмурилась Воронецкая, а сама не может сдержать улыбку и клокочущий в горле смех. – Чтобы потом о гусарском полковнике сказали? Будто он себе картину с неведомым юнкером заказал, а юнкер тот  -ни дать ни взять - чертами лица вылитая его сестрица? Выдумщик ты, braciszku (братишка)! – она подождала, пока господин гусарский полковник окажется верхом и, услышав ремарку Георгия, громко фыркнула, как рассерженная кошка. - Ha! Jeszcze zobaczymy, kto kogo! Staremu panu za młodym nie nadążyć! Jestem lżejszy, a pod tobą koń jest zmęczony! (Ха! Еще посмотрим кто кого! Старому пану за молодым не угнаться! Я легче, а под тобой конь устанет!) – Агнесса следом опорожнила бокал и последовала примеру брата, швырнув его о землю под тоскующий взгляд хозяйственного Радзика, как бы укорявшего: «Dlaczego, państwo?» (Зачем, баре?). Махнув рукой Штепану и Блажею, сидевшим в седлах с одинаковыми суровыми гримасами на рожах и державших каждый по одному штуцеру, второй предусмотрительно повесив на плечи, княгиня резко дала лошади шенкелей и с криком: «Йиихаа!» помчалась к воротам, которые едва успели открыть, дабы выпустить группу охотников за пределы усадьбы. Воронецкая, на ходу посильнее натягивая фуражку на уши и придерживая ее одной рукой, склонилась к шее своей гнедой. И таким манером она пронеслась через весь  Китай-город, мимо Храма Божией Матери и Владимирских ворот. Следом чинно, но все же стараясь не терять из виду хозяйку, цокали подольские кони прислуги. Штефан и Блажей, похожие друг на друга, как братья-близнецы, одинаково крупные, бритые налысо, с крупными обвислыми усами, были молчаливы, хмуры и зыркали на редких прохожих так, что те шарахались в стороны, крестясь на всякий случай. Можно сказать, что для начинавшей просыпаться лишь к полудню Москвы подобные скачки были в диковинку, и в окнах замелькали лица любопытствующих, пытавшихся понять, не случилась ли какая беда – пожар али война, ибо с чего еще такой суете приключиться? И, похоже, что об этом им предстояло судачить весь день, потому как княгиня Воронецкая не остановила кобылу ровно до тех пор, пока не оказалась за пределами Замоскворечья. Лишь там, когда перед ее глазами открылся простор расходящихся дорог вперемешку с покрытыми серебром мохнатыми елями и голыми березами, пани натянула поводья да с такой силою, что заставила лошадь присесть на круп. Бескрайняя красота простора заставила ее на мгновение замереть, и Ягна напрочь забыла и про то, как решила поконкурировать с братом в умении ездить верхом, и про то, что охота не ждет, потому как к вечеру надобно вернуться – все ж зима на дворе, замерзнуть насмерть в лесу – не самый лучший способ расстаться с жизнью. Пани невольно обернулась на запад, и на ее лице проскользнула тень острой, щемящей тоски. Там, на западе - Смоленск, когда-то бывший частью Речи Посполитой, а за ним рукой подать до дома. До родных, узнаваемых мест. До Варшавы. До старого выцветшего герба со вписанным в него слепым вороном. Как же хотелось сейчас пришпорить кобылу и мчать, не останавливаясь, до самой границы, а когда лошадь падет, задыхаясь морозом и кровью, бежать сквозь сугробы, оступаясь, падая, наедаясь русским снегом и снова поднимаясь. Им нужно на юго-восток. Совсем в другую сторону. Агнесса нехотя, насильно заставила себя отвернуться и посмотреть на линию соприкосновения небосвода и земли  - там, где должна была располагаться Рязанщина. Даже если бы она захотела, то не смогла бы заплакать. Холод щипал уголки глаз, и он в секунду бы выел любую влагу, показавшуюся на них. А когда нет возможности выплакаться, то тоску немедля сменяет лютая злость. То же самое случилось с Агнешкой. Она направила свою лошадь по дороге, которая должна была привести к Шатурским болотам, где и планировался небольшой загон добычи. Воронецкая жаждала крови, чем скорее  - тем лучше, дабы утолить свои обиды, утихомирить разгоревшееся пламя гнева, насытить загнанное в угол двусмысленным положением себялюбие. Но легкой добычи ей не желалось – в том не было ни удовольствия, ни азарта. Княгиня надеялась напасть на волчьи следы. Тогда можно было бы вдоволь вкусить ярости настоящего поединка, покуражиться, почувствовать, как смерть бродит где-то рядом, натачивая серп, и в раздумьях никак не может решить, кого из двух ей забрать сегодня. Вспомнив, наконец, что она не одна, Воронецкая повела лошадь шагом. Одурманивающее ощущение свободы оставило Ягну также внезапно, как и вскружило ей голову. Теперь уже трезвым взглядом она посматривала по сторонам, и, в первую очередь, на небо. Только сейчас она заметила, что обещавшая быть ясной погода, скорее всего, продержится недолго. Агнесса испытала легкое беспокойство: не стоит ли тогда отъезжать так далеко? Может быть, конечно, пройдет легкий снежок, и потом тучи опять разойдутся, а, может, ветер успеет их разнести, и тревоги окажутся напрасными. Не пора ли научиться смотреть на жизнь без опаски? Хотя бы там, где опасаться нечего?
- Wydaje mi się, że wkrótce będzie śniegu. Nie będziemy wchodzić w głąb lasu (Мне кажется, что скоро пойдет снег. Не будем заходить далеко в лес), - произнесла вслух Воронецкая. Если они заплутают, ждать помощи неоткуда. Никто не знает, куда именно ухали гусары с прислугой, и искать их не будут.

+1