Слуге пришлось порядком попотеть и несколько раз отгрести хорошенько чтобы разбудить императора. Последнее время тот спал больше, просыпался хуже и бывало что спросоня мог ударить. Но как приказа ослушаться? Страшно!

Пётр Алексеевич и сам чувствовал что силы уже не те и с завистью вспоминал себя в молодые годы, когда его не то чтобы не уложишь днём, не усадишь! А сейчас даже на бал встать не может. А надо! Как не пойти? На него же все смотреть будут. Сам же все эти танцы и устраивал, заставлял дворян разучивать их, чтобы было цивилизовано, как в Европе.

- Ох…
Кряхтя он кое-как поднялся на кровати, зажмурился от появившихся "звёздочек" в глазах. Сейчас только так: стоит резко встать, повернуться и уже и в спине стреляет, и в глазах мутит. Аж злость берёт! Ну что за старик немощный?! Сегодня вообще кошмар: глаза не успел продрать уже опять в сон клонит, поясница болит так, будто по-живому режет.

Царь-император кое-как поднялся на ноги, доковылял до окна, открыл его, грузно повалился на подоконник. Духота, болит всё, в глазах темнеет, силы уходят.

"Опять оно?! Всё ж лето так хорошо было!"

Близилась средина осени 1724, состояние здоровья стало лучше, он почувствовал прилив сил, стал уж было думать что всё отмучился, отстарадался. Рано помирать собрался, пусть смерть подождёт, ему вон сколько сделать надо, дел сколько не закончил. А вот тебе снова: глаза слипаются, боли, поднять ложку нельзя. И кажется будто хуже стало. Вот как он в таком виде на балу появится? Да, бал-то ладно! Танцульки эти - как-нибудь попляшет! Всех заставлял  и себя заставит. А делами как заниматься?! Как Ладожский канал поедет осматривать?! Там болото, грязь, бездорожье. Тут по комнате пройти тяжко!

- Кофей подан, наряд готов, ждут вас, - сообщил слуга. - Пора...
- Без тебя знаю! - махнул на него Пётр Алексеевич и тот смолк моментально. - За Блюментростом пошли. Срочно!

Привычная жуткая боль пронзила поясницу. Пётр Алексеевич прорычал от боли, поморщился, сжал кулаки. Замер у окна в ожидании медика, постарался отвлечься, дабы минуты ожидания не показались часами. Что его отвлекало? - Мысли о будущем империи!

«Вот оно - то время когда нас, русских в Европе боятся и уважают... И правильно делают! Зря что ли я... Хм, мы! Зря что ли мы жилы рвали, доказывали всем что мы тоже чего-то стоим, что с нами тоже надо считаться. Вот доказали. А теперь? Теперь надо бы держать планку. Да, сложно её держать когда им всё интереснее как бы побольше своровать! Но ничего, есть же молодое поколение - подрастающее. Вот их и надо развивать и воспитывать так чтобы потом было кому доверить страну. А мне помирать рано, рано меня ещё хоронят!»

Разгулявшийся разум и воображение Петра, на которое он никогда не жаловался, уже рисовало как вот ему станет легче, как он ещё проживёт и всем покажет кто его уже словами хоронит. Ладожский канал непременно поедет осматривать и снова всем покажет что рано похоронили его! Хлопок двери и объявление о прибытии лейб-медика оборвали ход мыслей, вернув в собственные покои и, стало быть, в действительность.

— Ну ты не придуривайся давай! - рявкнул Пётр на вошедшего.

Нет, ну вправду чего он ваньку валяет?! У него значит тут болит всё, стоит еле-еле, а надо на бал, да и дел по горло как обычно. Не до болезней, просто времени на то нет и надеется не на кого. Только на себя. А он тут раскланялся, вопросы дежурные задаёт.

— Давай делай чего-нибудь! Мне на бал надо, да потом в поездку на Ладожкий канал. Ну, понимаешь, - он повернулся в сторону Блюментроста, легонько ударил себя в грудь. — ... ну некогда мне болеть! Некогда! Не могу я себе позволить этого. Так что ты давай что-нибудь быстрое сделай чтобы силы снова были.

— А я всё ждал что ты чего хорошего скажешь, - отозвался Пётр, улыбнувшись уголком губ. — А ты опять за старое. Никак похоронили меня уже там за глаза, а?

Ну то что слухи ходят о его скорой кончине он не мог не знать. Только вот ничего кроме злости эти пророчества не вызывали. С другой стороны, надо быть полнейшим глупцом чтобы не понимать что небеспочвенно всё это, здоровье и в самом деле сильно подводит, особенно в последние годы. Только он решил что как и с Северной войной, и с толстыми и ленивыми боярями, и мечтавшей заполучить престол сестрицей - словом, со всеми недругами, он просто так не сдаться. Будет бороться до последнего, ктобы что не говорил.

— Ладно тебе, можешь не отвечать, - махнув рукой в сторону медика он выпрямился, позволяя тому провести осмотр. — Болит, ага... Да и там, и внизу бывает. Тошнит? Да нет, ну просто сил нету... Вот вроде проснулся только, а будто не спал... Тревога? Да у меня постоянно тревога за будущее России!

Последнюю фразу выпалил чуть на повышенных тонах, эмоционально рявкнув на... Нет, не на Лаврентия Лаврентьевича, а непонятно кому, просто так.  И только потом понял что спрашивалось о тревогах другого толка.

— А, ты не в том смысле? - он помолчал, припоминая эмоциональное состояние. — Нет, ну бывает что накатывает, но не шибко.

Осмотр был закончен и Император медленно дошёл до кресла, грузно повалившись в него с еле различимыми стонами.

— Да ты давай, делай всё что можешь. Мне ж надо ещё Ладожский канал осмотреть, - сказал Пётр, закуривая.

Набив предварительно вычещенную слугой, трубку он закурил, медленно затянувшись, вдохнув табачного дыма. Или табак обладает лечебным свойством (в чём был уверен Пётр Алексеевич), или же магия какая-то, но стало легче как будто. Пойти на бал и протанцевать там полночи или пока не устанет - уже не казалось таким уж тяжким делом. Боли стали меньше. А вот хлопоты Блюментроста стали раздражать, но он пока держался, не срываться же на лейб-медика? Сам вызвал.

— Да как тебе сказать? - попытался он всё же ответить на вопросы того. — Бывает что хожу без проблем. Но чаще так болит, аж в глазах темнеет. И кровь, да, случается. А бывает что вот за день и вроде охота, а не получается. По чуть-чуть, по чуть-чуть. Из-за этого спать не могу толком.

Он снова затянулся и медленно выдохнул дым, чувствуя себя сильнее и спокойнее. Грустно с одной стороны, раньше курил просто так, чтобы быть как все европейцы, как немцы, не отличаться сильно от них. А сейчас словно жить без этой травы не может.

— А вот ещё бывает как тошнота накатит или, того хуже, рвота! Случается когда боли сильные. А сейчас не очень сильные. Сейчас терпимо, - он махнул рукой. — Потанцуем... Но слабость. Но переживу.

Он сурово, из под бровей, посмотрел на Блюментроста с подозрением. Говорил тот явно меньше что знает. Решил Петра Алексеевича за дурака держать?! Не заметит, думал?

— Ты давай, прекращай вокруг да около бродить, - сказал Пётр, сурово глядя на того. — Выкладывай всё что знаешь обо мне. Чем болен, умру ли? Ежели да, так и скажи! Чего юлить?!

«Ну что значит "если"? Стал бы так аккуратно слова подбирать без повода?» - снова затянувшись он топнул ногой для пущего устрашения.

— Сколько мне осталось... Ну! Говори живо!