Николаша всё-таки не ошибся и перед ним стоял друг детства - Фёдор Гагарин. Сказать, что он обрадовался, не сказать ничего. Он так же крепко обнял друга.
- Сколько лет прошло? - вырвался у него вопрос, который и не требовал ответа.
Понятно, что много.

Правда в то же мгновение внимание привлек незнакомец из литовского полка. Федор верно подметил, что незнакомец вероятно привез приказ. Николаша замедлил с ответом потому, что и этот незнакомец показался ему знакомым, но смутно. В голове сразу всплыл знакомец его старшего брата, графа Васильева и у того знакомого кажется был племянник. С ним Николаша виделся и хорошо запомнил имя - Александр - точь-в-точь как у его брата... Правда юноша был неуверен в этом и потому пока оставил размышления при себе.

- Вам верно генерал нужен?.. - спросил Николай у незнакомца.

Правда ответ он так и не услышал потому, что события начинали разворачиваться настолько стремительно, что обычно рассеянный Николаша едва успевал за ними следить. Сначала кто-то увидел у французов икону Божией матери, которую поднимали высоко над головами. Затем и сам Николай увидел, как один из французов медленно выходит вперёд и приближается к их лагерю. В этот момент он проникся уважением к идущему. Сколько же нужно мужества, чтобы выйти вот так к тысяче (а том большие) вооруженных солдат, которые настроены очень враждебно? Возможно не одного Николашу впечатлил этот поступок, а потому выстрелы не повторялись.

Что же выходило? Французы предлагали перемирие на время Успения?.. Николаша слышал про жестокость армии Наполеона, а потому слушать про предложение не стрелять от них было крайне удивительно.

- Такое разве может быть? - обратился он то ли к Федору, то ли к незнакомцу из литовского полка.
Несмотря на то, что это второй военный поход в котором корнет принимал участие, все было в новинку. Ведь во время Галицинского похода его сразу же выбили из седла и он едва не погиб. Насчёт незнакомца (или знакомца, но Николай был неуверен) ничего не мог сказать, хотя выглядел он более опытным, чем Николай, а вот Федор наверняка был опытным воякой.

Подпись автора

Мне чудится в каждом стуке
Отклик знакомых шагов,
И сердце сжимают муки
Несказанных нежных слов.
А. Фет

Вот же безумец капитан Дидье! Так решительно и смело движется в сторону русских позиций, продолжая повторять призывы к перемирию, с высоко поднятой иконой в руках. Вот сейчас первый же выстрел любого из этих русских дикарей убьёт его, даже без всяких вариантов. Ну или в лучшем случае, пара-тройка русских просто навалится на капитана, да и возьмёт его в плен, никто не успеет даже моргнуть глазом. Ну, вот зачем так глупо, безумно рисковать своей жизнью? Добро бы ещё пасть смертью храброго солдата, а это, но просто же форменное самоубийство, без преувеличения.
Только русские совсем не спешат стрелять или брать в плен бесстрашного французского капитана. Напротив, после нескольких минут замешательства, со сторону русских окопов появляется фигура высокого человека с чем-то, очень напоминающим, по крайней мере, с большого расстояния, православную икону, в руках. И фигура это не спеша движется в направлении капитана Дидье, всё приближаясь к нему. Так, да это же русский священник, судя по рясе! Чудны дела твои, Господи, значит, всё-таки призыв капитана Дидье услышан и воспринят! Если, конечно, русские не решили использовать своего попа, чтобы просто отвлечь внимание капитана и вернее убить его или взять в плен. Несколько минут Жан-Батист с замирание сердца наблюдает за тем, как капитан Дидье и русский священник приближаются друг к другу. В руках у русского попа и правда икона, очень похожая на ту, которую несёт капитан Дидье. Вот оно, капитан и священник уже подошли друг к другу вплотную! Капитан Дидье что-то говорит русского священнику, тот, кажется, отвечает. И чудо из чудес - священник первым крепко жмёт руку их капитану!
Радуясь явно установившемуся перемирию, и с русской, и с их сторону уже спешат туда, где так и стоят священник и капитан Дидье, первые солдаты и офицеры. Нет, Жан-Батист, конечно, никуда не пойдёт, лично у него нет никакого желания жать руки вражеским солдатам! Лучше, пока продолжается перемирие и другие ведут беседы с русскими, устроить добрую стирку, поскольку исподнее и форма уже безобразно запачкались и запылились, да толком заштопать мундир, в котором уже немало дыр от русских штыков. так хотя бы время будет проведено с пользой, не просто потрачено даром.
Только младший товарищ, голубоглазый Этьен, так искренне радуется перемирию, так настойчиво тянет Жана-Батиста туда, куда гуськом идут их солдаты и офицеры, и подтягивается народ с русских позиций, что сил сопротивляться просто нет. В самом деле, поздороваться с русскими, пожать руки и перемолвиться парой-тройкой вежливых слов невеликий подвиг, станет скучно, так всегда можно уйти. И, кстати, даже самому любопытно посмотреть поближе, такие русские неотёсанные дикари, как о них говорят?
- Parce que je trouve toujours ça stupide. Allez, viens, tu as raison!           
Вместе с Этьеном Жан-Батист присоединяется к товарищам по оружию, спешащим свести знакомство с русскими и разделить с ними радость объявленного перемирия. Подойдя к всё увеличивающемуся кружку активно здоровающимся за руки, вовлекающим всех и всякого в беседы обо всём и ни о чём, своим и неприятельским солдатам и офицерам, Жан-Батист вежливо здоровается:
- Bonjour à tous, messieurs!

Пост написан 16 Ноя 2024 22:33

- Воды... - эхом повторил Николаша, соображая где можно ее взять, - Здесь недалеко река есть...

И он даже собирался объяснить подробнее, как  до неё дойти. Однако Федора позвали сопровождать священника. Сам Николай мог только наблюдать, не зная что ждать дальше. Он смотрел по сторонам и видел, что даже бывалые вояки растерянно огладывались по сторонам.   У юноши возникло стойкое чувство, что он присутствует при каком-то важном событии, которое в последствии будут вспоминать не просто как сражение при ... .

Удивительно  было смотреть, как поначалу русские солдаты смущённо переговаривались в стороне. Потом кто-то решался оставить ружье и выйти из окопа. За ним следовали другие. Кто-то выходил навстречу французской армии в последнюю очередь, до конца ожидая какого-нибудь подвоха. Одним из таких был Николаша. Он до последнего не спешил выходить на встречу французской армии, в сомнениях глядя по сторонам. И только спустя какое-то время он также направился на встречу, знакомиться с солдатами. Последними аргументами не стоять в стороне стали то, что в той армии наверняка многих тех солдат, которые скорее всего не имеют ничего против русских лично, но долг перед Родиной никто не отменял. К тому же, там где-то среди солдат был его давний друг Фёдор.

- Николай, - слегка смутившись представлялся он, протягивая ладонь для рукопожатия. - То есть, Николя...

Так непривычно было называть только имя. Ни регалий, ни фамилий, ни титулов. Почти как в детстве.
Он сам поначалу так растерялся, что забыл весь французский, хотя и знал его неплохо. Но со временем уверенности прибавилось, когда стало понятно, что и французы не спешили хвататься за оружия.

Тут он услышал голос Федора, который предлагает выпить вина и решил поддержать друга:
- Oui, buvons du vin en l'honneur de la fête !..

Отредактировано Николай Васильев (28 Ноя 2024 08:25)

Подпись автора

Мне чудится в каждом стуке
Отклик знакомых шагов,
И сердце сжимают муки
Несказанных нежных слов.
А. Фет

Молодой офицер, с которым у Александра было завязался разговор и который махнул рукой куда-то в сторону редких кустов — там, мол, река, — отвернулся от него к беседе более любопытной. На его тщетные попытки дознаться наконец у снующих солдат и офицеров, где он может найти генерала, ни к чему не привели: никто его вопросов не слышал во всеобщей сумятице, никто не обращал на него внимание...
Ну, раз уж они так заняты перемирием — пускай их! Видно, пока он трясся в пути, что-то в приказах да диспозициях успело поменяться; а как высшее начальство что-то порешило — то уж не его дело судить, что да как.
Но ведь ему ясно было приказано: как можно скорее, и чтоб никто не медлил ни минуты, и чтоб тотчас выступали! Да к тому же ещё и передать генералу какой-то конверт, который всю дорогу лежал, аккуратно помещённый за отворот мундира...
Александр задумался: если он сейчас оставит всё как есть — не найдёт генерала, не скажет ему, что Коновницын желает, чтоб он немедленно выступал, и все продолжат отдыхать и веселиться здесь — то, кто знает, чем это обернётся на тех позициях, с которых он сюда приехал? Не выйдет ли так, что из-за его нерасторопности десятки, сотни, может быть, даже тысячи людей подвергнутся опасности — ведь так просто не посылают ординарца скакать во весь дух за подкреплением, видно, дело предстоит нешуточное! А если он сейчас разыщет генерала, передаст ему всё, что велено передать, — то не будет ли это значить, что он вздумал перечить оному генералу? За такое, верно, можно и под суд попасть — приятного мало!
От всех ли невесёлых рассуждений, от жары ли, или от того, что с самого утра он не ел ничего, кроме куска хлеба, голова начинала кружиться и болеть, и на секунду Александру показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он расстегнул верхний крючок на воротнике, снял тяжёлую каску — стало чуть легче. Всё же, видно, первая дорога ему до речки — и только потом разыскивать генерала...
Он было пошёл к тем кустам — перелесков назвать эту скудную растительность не поворачивался язык — через высокую, ещё не примятую ногой человека, но уже заметно высушенную солнцем траву, напрямки, не пытаясь обнаружить тропинку, но обернулся на голос. У него за плечами стоял француз и, не отрываясь, разглядывал то ли Александра (вот ведь нахальство!), то ли его коня. Рука по привычке легла на рукоять сабли: ежели видишь перед собою так близко французского солдата, будь готов защитить себя, не то он тебе изрубит — и дело с концом! Правда, этот смотрел дружелюбно, за оружие не хватался и спрашивал про его, александра, лошадь.
— Что за порода моего коня? — переспросил Александр на французском. — Прежний его хозяин утверждал, что чистокровный рысак, да я ему не верю. — И, помолчав немного, он спросил с любопытством: — А что ж вы делаете здесь, на русских позициях?

Подпись автора

Истинное происшествие, случившееся на родине автора.